Деанон

[TodoBaku team]

Представьте, что здесь звучит пафосная речь про то, что мы счастливы и говорим всем спасибо. Ура!

А теперь о главном. Деанона не будет, но вы держитесь!

Или нет.

Особенно отличившиеся члены команды

Отдельное спасибо нашим читателям!

Отдельное спасибо нашим читателям!

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Тодороки/Бакуго

---

Деанон

[BakuShima team]

Спасибо за игру!

ахах:
Лучше, чем Империо
Красный
Купидон
На колени
Когда все средства хороши
Сахара не надо (Старатель/Ястреб)
Милый друг (Каминари/Джиро)

Суметра:
Небо
Гость
Плакаты (Тодороки/Мидория)
Проклятье (Бакуго/Мидория)

переводчик angryKlear**, эдит Солнце Нового Мира:
Вставай, Киришима
Телешоу
Моти
Сорняки
dont worry be happy
VR
Уши

Парные татуировки, автор Hiriden
Все как у взрослых, автор Hiriden
Чего напрягся? Опять.., автор Lalaif
Киришимы много не бывает (с), автор Suptschik
shake that brass, автор Наби.

@темы: Деанон, Бакуго/Киришима, Mini Ship Wars

---

Деанон

[TodoDeku Team]

Спасибо, что были с нами!

Кацки	Сирин - птичка певчая
Игрушка Отчаянно и нежно in the dusk Точка отсчёта Оформление	Smoulder Полуночники to make friends Poison

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Тодороки/Мидория

---

Деанон

[KamiJirou team]

Спасибо за игру!

Папарацци, автор andraneva
В старом ритме, автор andraneva
Добрый дух грома, автор Lex Signum
Его великая слабость, автор Lex Signum
Shock therapy, автор Lex Signum

Оформление: andraneva

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Каминари/Джиро

---

Деанон

[SHINOJI TEAM]

Спасибо большое всем за игру и поддержку!

Никто, конечно, не ожидал, но теперь все раскроется. *загадочная музыка*

День своего пейринга:
"Не рабочие отношения" - автор: SleepwalkerLow, бета: анонимный доброжелатель (Le Cygne de feu)
"Еще 5 минут" - SleepwalkerLow
"Together" - SleepwalkerLow

День чужого пейринга:
Бакуго/Мидория - "Доброе утро" - SleepwalkerLow

Оформление - SleepwalkerLow

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Шинсо/Оджиро

---

Деанон

[KatsuDeku Team]

С окончанием Mini Ship Wars 2018!

andraneva	Invisible_banana	Higasi	Elsifer	Explodocat
RISE	Неправильный	Маяк	Невиновный	Cheat
Одна на двоих	Говорят, что время лечит	—	—	Апокалипсис
Сделка	—	—	—	Hint
Последний дубль	—	—	—	Аватар, заглушки, кнопки-каты

Спасибо за фест!

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория

---

Деанон

[EndeHawks Team]

 Oldman_ :
Партнер

 andraneva :
Очень длинная история
Тишина

 Explodocat :
Провокация
Разница
Аватар, заглушки, кнопки-каты

Всех с окончанием Mini Ship Wars 2018!
Спасибо за фест!

@темы: Деанон, Mini Ship Wars, Старатель/Ястреб

---

Итоги

[BNHA-fest]

Дорогой фандом!

Поздравляю всех с окончанием игры! Спасибо всем, кто играл, читал и поддерживал!

код

<a href="http://bnhafest.diary.ru/?tag=5512579"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/3/7/3437766/85973568.jpg"></a> 

Победителями стали:

I МЕСТО

код

<a href="http://bnhafest.diary.ru/?tag=5512579"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/3/7/3437766/85973567.jpg"></a> 

II МЕСТО

код

<a href="http://bnhafest.diary.ru/?tag=5512579"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/3/7/3437766/85973566.jpg"></a> 

III МЕСТО

код

<a href="http://bnhafest.diary.ru/?tag=5512579"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/3/7/3437766/85973565.jpg"></a> 

Таблица результатов по всем командам

За баннеры спасибо  SleepwalkerLow

@темы: Mini Ship Wars, Итоги

---

Голосование

[BNHA-fest]

ГОЛОСОВАНИЕ ОКОНЧЕНО

Голосование за конкурсные работы по своим пейрингам

Голоса принимаются до 20 октября, 23:59 мск

Чтобы проголосовать за понравившиеся команды, оставьте следующий комментарий к этой записи:

Команда А, название работы - 3 балла
Команда Б, название работы - 2 балла
Команда В, название работы - 1 балл

Команда А, название работы - 3 балла
Команда Б, название работы - 2 балла
Команда В, название работы - 1 балл

В голосовании не могут принимать участия логины, зарегистрированные после 06.10.2018 и не имеющие на эту дату как минимум три страницы записей в дневнике, общественные логины, сообщества и заведомые вирты. В случае, если дневник закрыт, голосующему достаточно ненадолго открыть его организатору для проверки. В противном случае голос засчитан не будет.

К голосованию допускаются участники команд Mini Ship Wars, кроме очевидных виртов, для остальных правила трех страниц остаются в силе.

Голосовать за себя и свою команду можно. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя.

В голосовании принимают участие следующие работы:


EndeHawks Team
Очень длинная история
Тишина
Партнер
Провокация
Разница

TodoBaku team
про секреты
Дакимакура
Los Camaradas
Bajo el sol
плохая идея
Галстук тоже на что-то годится
12-85-00
Кто больше
Pater noster
Make love not war

SHINOJI TEAM
Не рабочие отношения
Еще 5 минут
Together

BakuShima team
Лучше, чем Империо
Красный
Купидон
Парные татуировки
Небо
На колени
Вставай, Киришима
Телешоу
Моти
Сорняки
dont worry be happy
VR
Уши
Чего напрягся? Опять...
Когда все средства хороши
Гость
shake that brass
Все как у взрослых

TodoDeku Team
in the dusk
Smoulder
Полуночники
to make friends
Poison

KatsuDeku Team
RISE
Одна на двоих
Сделка
Последний дубль
Неправильный
Говорят, что время лечит
Cheat
Маяк
Невиновный
Апокалипсис

KamiJirou team
Папарацци
В старом ритме
Добрый дух грома
Его великая слабость
Shock therapy

запись создана: 13.10.2018 в 15:00

@темы: Mini Ship Wars, Голосование

---

Каминари/Джиро: клип

[TodoBaku team]

Название: Body Talks
Автор: TodoBaku team
Форма: видео-зарисовка
Пейринг, персонажи: Каминари/Джиро
Категория: гет
Рейтинг: PG
Жанр: романс
Длительность: 57 сек, 64 мб
Исходники: музыка: The Struts, Kesha - Body Talks; картинки из интернета

@темы: Визуал, Чужой пейринг, Mini Ship Wars, Каминари/Джиро

---

Голосование

[BNHA-fest]

Уважаемые участники!

Пост с голосованием будет вывешен 13.10 в 15:00 по мск.

@темы: Организационное, Mini Ship Wars

---

Каминари/Джиро: текст

[BakuShima team]

Название: Милый друг
Автор: BakuShima team
Пейринг, персонажи: Каминари Денки/Джиро Кьека, Киришима Эйджиро, Бакуго Кацуки.
Категория: гет
Рейтинг: G
Жанр: ангст, романс
Размер: мини, 1787 слов
Краткое содержание: Оказывается, что столкновение со злодеями может быть разным. Иногда они улыбаются тебе, а не скалятся, иногда травят вовсе не ядовитым газом, но больно от этого ничуть не меньше
Предупреждения: Написано по теории, согласно которой Каминари Денки предатель.

— Посмотрите внимательно. Что-нибудь пропало?

Люди в строгих черных костюмах, распахивают перед ними двери, и Джиро жмурится от ярких солнечных лучей, бьющих в окно.

Комната Каминари такая же, какой она ее и запомнила — забитая вещами до самого потолка, приходится напрягаться, чтобы сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Наверное, это тоже было частью прикрытия.

Джиро сглатывает, чувствуя подступающую тошноту. Она все еще отказывается верить.

Первым в комнату шагает Киришима, следом за ним — Бакуго. Солнечные лучи расчерчивают их золотым, и становится видно, насколько они бледные и измученные. Последние дни никому не дались легко.

— Кажется, что все так же, как было, — Киришима пожимает плечами.

— Посмотрите внимательнее, — настаивает один из агентов.

Джиро наконец переступает порог и тоже оглядывается. На вид действительно все как прежде.

— Системный блок стоит под другим углом, — Бакуго хмурится, нависая над рабочим столом, — но ничего не взяли.

— Заберите компьютер на проверку, — один из агентов что-то помечает в своем блокноте.

Киришима несколько раз моргает, и Джиро кажется, что еще немного — и он заплачет.

— Вещи в шкафах тоже посмотрите, нам важна любая мелочь.

Бакуго раздраженно шипит и дергает на себя ящики стола — внутри целый комок из проводов, ручек и разноцветных стикеров.

Среди них Джиро замечает черный медиатор с золотистой молнией, Каминари подарил ей такой же после культурного фестиваля.

Джиро яростно моргает и отворачивается. В этой комнате она была всего пару раз, что от нее толку? Зачем ее вообще позвали?

— В шкафу все вещи на месте, — Киришима заминается и нехотя добавляет, раскрывая дверцы шире, — но на нижней полке пустое место, словно тут что-то стояло.

Один из агентов кивает:

— Он мог забрать что-нибудь перед побегом.

Дурачок Каминари оказался умнее их всех вместе взятых.

Джиро закусывает губу, беспомощно скользя взглядом по комнате — скейт у кровати, доска для дартса (ни один дротик не в десятке), разноцветные обложки комиксов. Хоть что-то из этого было настоящим? Что-то нравилось ему на самом деле?

Нравилась ли ему она?

Каминари говорил, что да. Каминари таскал ей всякие дурацкие мелочи — медиаторы, зефирные сердечки на палочке, букеты из осенних листьев.

Каминари заглядывал ей в глаза и весь светился. К такому сложно было остаться равнодушной.

«Он втрескался в тебя по уши!» Мина восторженно сучила ногами, развалившись на кровати Момо, и выглядела даже более счастливой, чем сама Джиро.

Серо и Киришима нещадно дразнили Каминари, когда заставали их неловкие попытки флирта, и Джиро сбегала, чувствуя, как горят щеки.

Все было точно как по сценарию глупых подростковых сериалов, но раньше ей это даже нравилось. Теперь же вызывало лишь больше вопросов.

Джиро тонула в них, не находя ответа ни на один.

— Спасибо за содействие, дальше мы сами.

Киришима выходит из комнаты, сжимая кулаки, а Бакуго — хмурясь больше обычного.

— Спуститесь в общий зал. Вас вызовут, чтобы побеседовать с каждым персонально, — Айзава-сенсей отталкивается от стены и окидывает их цепким взглядом. — И чтобы без самодеятельности, поняли?

Смотрит он исключительно на Киришиму, и тот упрямо вздергивает подбородок, явно собираясь спорить.

— Если понадобится, я запру вас до выяснения всех обстоятельств. Вы этого хотите?

Бакуго недовольно цыкает и подталкивает Киришиму к лифту.

— Никуда мы не денемся, мы явно не такие профессионалы, как...

— Бакуго! — Киришима возмущенно вскидывается, но все-таки замолкает под изучающими взглядами агентов.

В общей гостиной Иида конвоирует их до диванов и сразу предупреждает:

— Никуда я вас не пущу. Даже не думайте.

— Никто никуда и не идет! — Бакуго раздраженно барабанит пальцами по подлокотнику, а Киришима пустым взглядом сверлит пол.

— Не волнуйся так, Иида-кун, — Мидория успокаивающе поднимает руки. — Даже если мы захотим, то ничего не сможем сделать. У нас нет никакой информации.

И это правда — Каминари словно бы испарился. Если верить слухам, кто-то из мелких сошек Лиги злодеев, проболтался о нем на допросе. Но когда люди в строгих черных костюмах нагрянули в Юэй, Каминари уже исчез. Откуда он сам узнал об их визите, можно было только гадать.

Джиро не хочет думать о том, что шпион есть и среди людей в черных костюмах. Джиро вообще не хочет об этом думать.

Но на допросе, иначе это и не назовешь, ее выворачивают наизнанку.

Расскажите о том, как он себя вел во время нападения на USJ.

Его причуда идеально подходила для того, чтобы заглушить сигнал, не так ли?

Как он проявил себя во время сражения со злодеями?

Почему злодей угрожал в первую очередь вам, а не ему, заложнику?

Вопросов слишком много. Джиро вязнет в них, как в патоке. Джиро чувствует себя не меньшим предателем, отвечая на каждый из них.

О чем он говорил? Нам важно все: места, упоминания родных, друзей, любые мелочи.

Были ли у вас романтические отношения?

Кому еще он выказывал симпатии?

Он рассказывал вам о том, что работает на Лигу злодеев?

Камино следователь почти не затрагивает — уже знает, что она почти все время пробыла без сознания.

Но Камино выходит боком Киришиме, зашедшим следом. Его держат не меньше трех часов, и напряженное молчание в общей комнате густеет и становится все более взрывоопасным.

Джиро держится за руку Момо, как за спасательный круг. Реальность вокруг разбивается вдребезги, открывая жестокое, гнилое нутро. Оказывается, что столкновение со злодеями может быть разным. Иногда они улыбаются тебе, а не скалятся, иногда травят вовсе не ядовитым газом, но больно от этого ничуть не меньше.

Киришима с допроса возвращается посеревший, но заговаривает только тогда, когда вызывают Бакуго и тот уходит.

— Они, кажется, думают, что мы в сговоре. Ну, из-за Камино. Вроде как мы не пострадали, потому что Каминари за нас попросил, — Киришима трет покрасневшие глаза и растерянно переводит взгляд с Тодороки на Мидорию.

— Глупости какие-то. Каминари ни за что бы ни стал работать на злодеев! Это какая-то ошибка!

От того, как все в комнате отводят глаза, Джиро становится тошно.

Никто из них не верит в ошибку.

— Ребята, вы же не серьезно, правда? Вы же его знаете! Каминари хороший! — Киришима подскакивает и переводит отчаянный взгляд с Серо на Джиро. — Он же наш друг!

— Тише, Киришима-кун, — Момо прикладывает палец к губам. — Я уверена, что мы сможем найти объяснение!

— Да, проблематично так притворяться продолжительное время, — откликается Тодороки. — Если мы хорошо подумаем, то найдем ответ. Возможно, он находится под контролем злодеев. Бакуго говорил, что Лига хотела промыть ему мозги. Если у них есть такая возможность, то Каминари может оказаться лишь еще одной жертвой.

Они хватаются за соломинки, но Джиро не может их винить.

Сейчас ей больше всего на свете хочется, чтобы все это было недоразумением. Чтобы Каминари оказался обыкновенным не очень умным мальчишкой, который дарил ей зефирные сердечки и сорванные с клумб цветы не потому, что строил свой злодейский план, а потому что она ему просто нравилась.

— Да, нам стоит работать вместе! — Мидория ободряюще улыбается.

И за следующий час они организовывают доску с фотографией Каминари посередине и упаковку разноцветных маркеров. Мидория записывает туда предлагаемые версии кривоватым почерком, а потом отмечает их по мере подходящих к ним фактов.

Джиро сбегает от этого на кухню за стаканом холодной воды, и с удивлением понимает, что у нее дрожат руки.

Ей страшно — больше за Каминари, чем за себя. С кем он связался? Куда ушел? Что с ним может сделать Лига, если он вдруг окажется бесполезен? Что с ним сделают власти, если поймают? И что будет, если он все-таки окажется злодеем?

Вопросов слишком много, и ответы на них — один хуже другого.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — Киришима взволнованной тенью вырастает в дверном проеме. — Мы придумаем, как ему помочь!

А что, если он не захочет, чтобы мы ему помогали?

Джиро не спрашивает об этом вслух, только не у Киришимы. Она просто утыкается в его плечо и почему-то плачет, хотя совсем не хотела.

— Он спросил буд-д-у-у ли я его девушкой... я не успела ответить.

Нужен ли теперь ему ее ответ?

— Скажешь ему, когда мы его найдем.

Киришима баюкает ее, неловко сжимая в объятиях. Он верный и надежный. Преданный. Он сделал все, чтобы вернуть Бакуго, а значит, сделает все и для Каминари.

Джиро хочет верить, как Киришима — безоговорочно, но сомнения гложут ее, не отпускают.

— ДА ТЫ ОХУЕЛ!

Вопль Бакуго разносится, кажется, на все общежитие, и Джиро с Киришимой на секунду замирают, а потом бросаются в общую гостиную.

В руках у Бакуго телефон, и он так яростно его сжимает, словно хочет сломать.

— Громкую связь! — Шепчет Момо, отчаянно жестикулируя. — Включи громкую связь!

Бакуго яростно лупит пальцами по экрану, и до всех доносится сокрушенный вздох, а за ним — голос Каминари.

— А я ведь знал, что так и будет, но так как ты мой второстепенный друг, а Киришима без меня не может донести телефон до зарядки...

— Каминари! — Они срываются с места одновременно, но не успевают пробежать и пару шагов — Бакуго пинает им под ноги диван с такой легкостью, словно тот ничего не весит.

Джиро валится в мягкую обивку, ойкает вместе с Киришимой, когда тот неудачно приземляется на ее колено.

— Говори, где ты, придурок! У нас к тебе есть вопросы!

— Бакуго, дай мне трубку! — Мидория высоко подпрыгивает, пытаясь протолкнуться через Тодороки и Момо.

— Каминари, как твой староста, я настоятельно рекомендую тебе вернуться в школу!

— Бакуго, он и мой друг тоже, дай мне трубку! — Киришима яростно возится, пытаясь встать с дивана. — Каминари! Каминари, ты в порядке?! Скажи, где ты, мы придем!

— Да замолчите же вы, он и слова вставить не может!

— Спасибо, Яомомо, ты действительно единственный оплот разума в этом классе!

Бакуго высоко поднимает телефон, ловко уворачиваясь и от Киришимы, и от разъемов Джиро.

— Будешь говорить со мной, ясно?! Тут все говорят, что ты хренов злодей! Может, объяснишься?!

— Бакуго, не сейчас же!

— А когда еще?!

— Каминари, не слушай его, скажи мне, где ты! — Киришима бросает попытки отобрать телефон и просто кричит на всю комнату.

— Я не знаю. Я тут всего ничего, и телефон вообще-то пришлось стащить у какого-то мопса у входа.

— Так за каким хером ты звонишь?! Говори уже хоть что-то!

— Вам это скорее всего не понравится... — Каминари неловко хмыкает.

— Он мой чертов парень, Бакуго, отдай трубку мне! — Джиро яростно топает ногой, от чего стоящий рядом Сато шарахается в сторону.

— Парень?

— Серьезно, он? Ты хорошо подумала?

— Поздравляю!

— Ты, правда, согласна? — В голосе Каминари появляются неуверенные нотки, и Джиро шмыгает носом, чтобы не зареветь перед всем классом.

Бакуго наконец перестает убегать, и они сбиваются вокруг него, притираясь друг к другу плечами.

— Узнаешь точно, когда вернешься.

— Насчет этого... — Каминари, кажется, тоже шмыгает носом, — если не получится, то я хочу, чтобы вы знали...

— Господи, это что, завещание?

— Даже думать об этом не смей! Мы тебя вытащим!

— Джиро — ты мне очень нравишься, правда. Киришима — ты правда мой лучший друг. Бакуго... я лучший друг Киришимы, а не ты. И ой-ой, мне пора идти, мопс, кажется, идет сюда!

Бакуго замирает на секунду, а потом взрывается тысячей бомб.

— Гребанный ты придурок, мы найдем тебя и...

— Найдите, — отвечает Каминари, прежде чем в трубке раздаются гудки.

Джиро смеется сквозь выступившие слезы и никак не может остановиться.

В комнате стоит гул, кричат, кажется, все одновременно. Мидория предлагает отследить номер через оператора, Иида требует тишины, Киришима таскает Бакуго в захвате, и непонятно успокоить он его пытается или отомстить.

Джиро всхлипывает и вытирает слезы, прижимаясь к Момо.

Она узнала ответ на один из вопросов, а об остальном они поговорят, когда вернут Каминари. Теперь она уверена — у нее хватит сил, чтобы дождаться его и услышать всю правду.

@темы: Чужой пейринг, Бакуго/Киришима, Mini Ship Wars, Каминари/Джиро, Текст

---

Каминари/Джиро: 1 арт, коллаж, три текста

[KamiJirou team]

Название: Папарацци
Автор: KamiJirou team
Форма: рисунок
Пейринг, персонажи: Каминари Денки/Джиро Кьёка
Категория: гет
Рейтинг: G
Жанр: повседневность, пост-канон
Размер: 1748х1236
Исходники: нет

Название: В старом ритме
Автор: KamiJirou team
Форма: коллаж
Пейринг, персонажи: Каминари Денки/Джиро Кьека
Категория: гет
Рейтинг: G
Жанр: повседневность, музыкальное!AУ
Размер: 1000Х1000

Название: Добрый дух грома
Автор: KamiJirou team
Пейринг, персонажи: Каминари Денки/Джиро Кьёка.
Категория: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: психология, повседневность
Размер: драббл, 695 слов
Краткое содержание: От Каминари невозможно избавиться — тот приставуч и вездесущ, как божество. Как добрый дух грома
Предупреждения: отсутствие четкой хронологии, много рассуждений.

Каминари приставуч и настойчив, отвадить его совершенно невозможно. Хлещи его или не хлещи разъемами, тыкай хоть в лицо, хоть в глаз, а этот дурак все терпит. Иногда и смеется даже, будто мазохист какой-то, и с упорством, достойным бессмертного, жмет, давит, сокращает расстояние между ними.

Джиро паникует не просто так. Она не истеричка какая-нибудь, не цундэрэ, и от нее обычно вообще никакой эмоции не дождешься. Но мягкая настойчивость Каминари ее вымораживает.

Вроде ничего не делает, как будто ничего не хочет, но то подойдет слишком близко, то за плечо тронет, то обдаст каким-то нечеловечьим, даже божественным счастьем, и на лице у этого придурка так и читается: смотри! Смотри как я тебе рад!

Джиро не привыкла к такому. Нет, у нее есть друзья, та же Яомомо добра и душевна, рада ей почти всегда, но…

Все меркнет, все тускнеет, когда молния пронзает небеса, освещая мир немыслимо-ярким светом.

От Каминари пахнет озоном и сгоревшей проводкой, а у его губ почему-то горьковатый металлический привкус, будто он железо жрет на завтрак, обед и ужин. Джиро лихорадочно пытается придумать какой-нибудь повод, чтобы оттолкнуть его, скривиться от отвращения — но ни злости, ни отвращения попросту нет. Нет ни гнева, ни желания треснуть дурака, у которого наверняка опять что-то замкнуло в мозгу.

— Прости, Джиро, прости-прости-прости, — шепчет он мантру, которая, должна, наверное, защитить его, Каминари, от расправы. Шепчет между короткими торопливыми, но невероятно прицельными поцелуями — он всегда попадает точно по губам, прихватывает чуть нижнюю и никогда не лезет языком в рот.

Джиро машинально слизывает горечь с нижней губы и ошарашенно смотрит в одну точку. Каминари же придерживает ее затылок, не позволяя особо уклониться, а глаза прикрывает только перед «броском» вперед. Поцелует, снова откроет, поглядит на нее пришибленно, виновато, и все равно поцелует еще.

Так Джиро и стоит, громом пораженная, принимает его ласку, не способная ни пошевелиться, ни ответить ему, и лишь её мочки ушей живут какой-то свой жизнью. Скручиваются в спирали, порой тычутся в спину Каминари, и любой бы парень на его месте давно бы сбежал от этих чертовых тентаклей.

Но нет, этот дурак не сбежит.

Не сбежит, заслышав ее крики.

Не станет возмущаться, если ей захочется впиться разъемами в его обнаженную спину, чтоб аж аж кровь ручьем потекла.

Смолчит, если она за колючие волосы на затылке или макушке дернет, намекая, как ей не нравится то, что он творит с ней.

Джиро не может говорить о своих чувствах, но Каминари этого и не ждет. Он покорно и ласково спрашивает, ставит эксперимент, по едва уловимым каким-то признакам делает выводы и, наловчившись, не дает ей и шанса — мягко и настойчиво выжимает из нее хрипы и стоны, а потом радостно улыбается, смеется ей в лицо.

— Попробуем еще, Кьёка? Или устала? — всегда спрашивает под конец Каминари, на что та в каком-то беспамятстве чуть слышно тянет:

— Не называй меня… так.

— Хорошо, не буду! Так хочешь еще? — энергия в нем всегда бьет ключом, сколько ни пей, как ни отвергай, что ни говори и сколько ни отнимай. И он щедро вливает в нее, Джиро, в сосуд без дна, живительную силу. Заряжает ее оптимизмом, радостью, словно щедрое божество, которое почему-то любит людей.

И вместе с его радостью росла и его сила.

***

Джиро помнила его никчемным туповатым мальчишкой, когда он впервые поцеловал ее, ну а когда они оба потеряли счет в поцелуях и ласках, Каминари обуздал таящуюся в нем стихию.

Первобытную, всеразрушающую, готовую палить и ломать; способную обесточить район или же наоборот обеспечить светом несколько кварталов. И всегда, чуть только яркая молния засверкает в глазах, а от лица его повеет ужасающей силой, Каминари светло улыбался и повторял за Всемогущим:

— Все будет хорошо! — и добавлял уже с невозможной скромностью, очень тихо, — Потому что я здесь.

И Кьёка верила ему, как верила самой себе. Доверилась его доброте, сделавшей его почти всемогущим. И ярким, как бог грома, но под смешным прозвищем-брендом — Электрозума.

— Да поменяй ты уже это чертово имя! Ты же из него вырос! — порой язвила она, на что Денки с восхитительным радостным упорством, чуть морщась, возражал:

— Не-а! А то дети будут бояться. И девушки не будут любить. Лучше быть смешным, чем страшным.Так я думаю!

Все боги страшны, а их имена священны. И если и есть доброе божество, добрый дух грома, то пусть уж зовется нелепо, как герой из дешевых комиксов.

Так решает Джиро и чуть дергает уголками рта.

Название: Его великая слабость
Автор: KamiJirou team
Пейринг, персонажи: Каминари/Джиро
Категория: прегет
Рейтинг: PG-13
Жанр: психология, UST, драма
Размер: драббл, 696 слов
Краткое содержание: Каминари слаб — это Джиро понимает отлично
Предупреждения: смерть главного персонажа

Каминари слаб — это Джиро понимает отлично. Со стратегическим мышлением у него беда, а сам он к тому же рассеянный: спасибо, что ботинки хоть зашнуровывает как надо и кого попало током не бьет. Дальше собственного носа не видит, а если вдруг что замечает, то так удивляется, будто великое открытие совершил.

Чего ни коснись, чего ни спроси — во всем плавает, но по какой-то причине в литературе шарит. Джиро аж смешно становится: до чего же бесполезный герой! Такому дальше мальчика на побегушках уж точно не продвинуться, звезд никак не сорвать.

А что до умения себя зарекомендовать, в компании себя правильно поставить... то и тут Каминари отличился. Шут шутом! Да и за каждой юбкой волочится, хоть бей его за это, хоть нет.

Друзей выбирать не умеет, тащится хвостом за теми, кто посильней, за что бывает иногда бит и с позором изгнан. Ну, по крайней мере Бакуго долго терпеть его не стал. Он вообще с прилипалами быстро расправлялся.

И при всем этом Каминари никогда не терял оптимизма. Никогда не позволял себе грубости, не отвечал на ругательства, не лез в драку и… не сдавался. Бывает применит причуду, в голове у него замкнет, весь класс ржёт, а Каминари только и делает, что руками заторможено размахивает, как съехавший с катушек автоматон, да пальцы большие вскидывает.

«Всё норм, чуваки, всё норм!»

Как над ним ни смейся, что ни говори, а ему как будто бы все равно. Самолюбие у него железное, эго алмазное, и те же Киришима с Тецутецу могут обзавидоваться его прочности.

Никто его всерьез не воспринимал, а Джиро так в особенности, пока этот никчемный герой не стал вдруг палить электричеством налево-направо, не оплавляя при этом себе мозги. Пока вдруг не начал выкидывать коленца и подлавливать тех, кто ничего хорошего (как и плохого) от него не ждал.

И как-то раз он крупно подловил и её.

***

— Эй, Джиро, тебе помочь? — весело крикнул он, пока какой-то чертов Ному гонял ее по всему заброшенному складу, разламывая ящики в щепу.

— Да помоги же! Каминари! — тогда в панике проорала она, не слыша уже ничего: вибрации голоса Ному повредили Джиро внутреннее ухо. Как? Одним только создателям этой твари известно.

И Каминари помог. Палил по верткому чудовищу до тех пор, пока до внутренностей его не расплавил. Конечно, Ному это не остановило — он даже на последнем издыхании пытался ногу Джиро зажевать, что Каминари сделать не дал: достал из ножен тонкий то ли меч, то ли кинжал — длина ни туда и ни сюда, ни головы смахивать, ни суши нарезать, — и прямо в открытый мозг вогнал, а потом поджарил тот легким зарядом — Джиро даже и не тряхнуло почти.

— Ты в порядке? — лучезарно улыбнулся ей Каминари, будто она тут со скейта упала, а не спасалась от безмозглой кровожадной твари.

Джиро, конечно, по движению его губ поняла, что он сказал, но ответить не удосужилась. Задрожала, совершенно непрофессионально на полу улеглась и так не вставала, пока ее ногу Каминари из челюстей твари не вытащил. А когда вытащил, все равно не встала. Так ее и понесли, точно принцессу, на руках.

Всю дорогу Джиро не слышала ровным счетом ничего. Не поняла, что за чушь Каминари несет, и только один раз, кажется, кивнула. На что тот обрадовался, засиял, будто ему объявили, что сегодня у него будет день рождения, и с удвоенным энтузиазмом ее к ближайшему пункту первой помощи потащил.

И лишь после восстановления слуха Джиро узнала, что, оказывается, с Каминари встречается, и все за нее рады.

— Ну и влипла… — ошарашенно пробормотала она. А когда попыталась хоть как-то с Каминари объясниться, хоть как-то ему вдолбить, что нет, он все неправильно понял, ничего у нее не вышло. Тот вцепился в нее мертвой хваткой. Не буквально, конечно, а просто не отлипал. Старался делать крутые вещи, из передряг вытаскивать, на её бесконечные насмешки отвечал идиотской радостью. И с такой же идиотской радостью расправлялся со злодеями, будто мобов в игровом автомате бил, а не делал что-то особенное, супергеройское. Все выпендривался, все жал из себя «ПлюсУльтра».

И когда его разорвали два Ному… Разорвали прямо на глазах Джиро, и она совершенно ничего не смогла с этим поделать, кроме как, глотая слезы, давить в себе истошный крик да трупом под обломками зданий прикидываться...

Тогда и только тогда Джиро по-настоящему поняла: Каминари всегда был слаб. И очень старался быть сильным.

Старался, чтобы его сил хватило защитить хотя бы ее.

Название: Shock therapy
Автор: KamiJirou team
Пейринг, персонажи: adult!dark!Джиро Кьёка/adult!Каминари Денки
Категория: гет
Рейтинг: NC-17
Жанр: повседневность, hurt/comfort, ангст, юмор (черный стёб)
Размер: мини, 1981 слово
Краткое содержание: Жизнь у Джиро далеко не сахар, и ей наплевать уже на все. Даже встреча одноклассников не радует. Да к тому же к ней привязался дурак-Каминари, над которым грех не подшутить, грех чем-нибудь не шокировать.
Предупреждения: кинк, малая (надеюсь) толика ООСа. Стеклище бэком.

От спиртного Джиро всегда тянуло спать — глаза безбожно слипались, а в голове становилось до чудесного пусто. Не было никаких сожалений, никаких угрызений совести, и вспоминать, о чем трещали по телику еще утром, уже не надо: скольких спасти не удалось, кого не получилось обезвредить; каких никчемных героев выпускает UA и как сильно эти никчемные обязаны терпению общества.

Все герои никчемны, тут хоть что сделай. Хоть ребенка спаси, хоть банку награбленное верни — все вечно мало. Можешь и жизнь положить, преставиться при исполнении, а гражданские и не вспомнят даже. Ну или поскорбят денек-другой и забудут.

Такая уж геройская работа. Плюшек почти никаких.

А что до ребят без особых причуд, то про них сказ совсем короткий.

Джиро никогда не обманывалась: роль у нее маленькая, она ведь всего лишь разведчик. А разведчикам положено вечно оставаться не у дел. Смотреть со стороны, как штурмуют склады, притоны; как вяжут убийц и насильников, как вызволяют из-под завалов детей и несчастных домашних животных. Нашел искомое — отойди, не мешай. Работа мускулами не для тебя.

Это и обидно, и больно, но что тут сделаешь? Быстро привыкаешь не петь соло, а корячиться где-то на подтанцовках.

Но хуже всего то, что разведчики в принципе не могут спасти товарищей, если они попали в беду. Позвать подкрепление, кого-то из патруля привлечь — это да, но, пока бегаешь, уже всех размажут в кровавую кашу.

Вот ты утром хохмишь на пару с тем мощным добрым парнем, а к вечеру его уже нет, со стен сошкрябывать надо.

И почему-то абсолютно все герои, в какую команду ни попади, всегда в первую очередь берегут разведчика. В некотором роде это иррационально — причуд, помогающих определять местоположение жертв и врагов, в избытке, почти каждый разведчик заменим, но нет. Джиро всегда берегли как зеницу ока.

И спустя пять лет непрерывной работы она потеряла примерно два десятка боевых товарищей.

Сначала, конечно, рыдала взахлеб, наблюдалась у психиатра, глотала антидепрессанты, брала отпуск на несколько дней; пыталась геройствовать и лезть на передовую (хотя ее всегда мягко возвращали назад), старалась ни к кому не привязываться и механически делать свою работу. Она перепробовала все, пока в один день ее не накрыло полнейшее равнодушие.

Перегорела, умерла. Иначе бы психика не выдержала — это ясно. И теперь от той радостной Джиро, которая могла самозабвенно петь с одноклассниками или смеяться с подружками, не осталось и следа. Она была собрана, нелюдима, спокойна. Всегда. В любой ситуации.

Одноклассники ее и не узнали, когда она заявилась на встречу, чтобы набраться там как следует и сбыть с плеч горести прошедшей недели. Яомомо пыталась ее разговорить, но без толку: Джиро криво и вежливо улыбалась, кивала, спрашивала что-то в ответ, а только былой душевности между ними уже не было.

Да и кому понять ее, Джиро, жизнь? Разве что Бакуго бы понял да Мидория. Может, Тодороки еще. Но и те держались особняком, предпочитая никому не рассказывать о том, что видели, что пережили, скольких потеряли.

Другим же, несведущим, какого это — сталкиваться со смертями и грязью взрослой жизни, — хватило такта просто не лезть в душу Джиро. Ее даже петь не тянули, а ведь попойка в баре быстро переросла в поход в караоке.

Джиро не пошла, может быть, зря. Ведь с ней остался тот, кто о такте слышал лишь мельком и проявлял его через раз. То есть компанию ей решил составить не кто-нибудь, а Каминари — радостный идиот, способный нести невозможную чушь 24/7.

Джиро и забыла, как это, когда так долго и заливисто поют в уши — ее суровая жизнь исключала пустых разговоров. А вот жизнь Каминари была полна всякой мелочи, возможно, потому, что он работал с детьми. Точнее, занимался преподаванием техники безопасности в детских садах и начальной школе, где инструктаж в исполнении героев вообще заходил на ура.

— Ты представляешь, дети без ума от Бакуго! Почти каждый хочет такую же причуду! И я им говорю, что огонь — не игрушка! Что может быть больно, но где там! — с радостным оскалом тараторил Каминари, пока Джиро лениво опрокидывала стакан в глотку.

То, что ей уже давно хватит, этот болтливый эгоист заметил только спустя три стопки.

— Эм-м… Джиро-тян, может, больше не надо?.. — робко протянул он и попытался незаметно отобрать у нее стакан. Джиро же к тому моменту уже успела прикончить полбутылки виски, в честь чего была еще вменяема, но уже агрессивна.

— Не помню… чтобы разрешала так себя… называть, — прохрипела она и бросила Каминари такой испепеляющий взгляд, что любой бы посчитал за благо заткнуться. Для острастки она его и разъемом по руке хлестнула.

Тот ойкнул, потер покрасневшие пальцы, но стакан все равно умыкнул.

— Да иди ты! — устало выругалась Джиро и, подхватив бутылку, принялась пить так, из горла. Завидев это, Каминари впал в дичайший ужас — аж волосы на голове дыбом встали, будто его молния пронзила или собственный статический заряд.

— П-пожалуйста, хватит! Девушкам нельзя напиваться! — запаниковал он, но выдрать бутылку из ее рук так и не догадался.

А когда Кьёка допила до дна, ее просто вырубило на несколько секунд. Или минут — тут уж она не считала.

Очнулась она от того, что Каминари осторожно тряс ее за плечо, причитая, что он не знает ее адреса, не знает первой помощи при алкогольном опьянении, что ему неудобно видеть ее такой; а еще что он не хочет пользоваться ее невменяемым состоянием.

Джиро аж смешно стало: она так часто в последний год налегала на алкоголь, что вскоре ее уже ничто толком не брало — помогли и папины гены. Нет, она понимала, что с этой слабостью надо завязывать, а то красоту можно пропить и мозги вслед за ней, но пока не видела причин останавливаться. К тому же даже под градусом она могла отлично отбиваться от врагов. Ну уж от извращенца, каким решил себя выставить Каминари, — точно.

А больше всего ее развеселили наивные угрозы и намеки этого дурачка: если кого и стоит бояться, то лишь ее, Джиро. Кто знает, что она с ним сотворит, если захочется.

«Если захочется?» — прикинула Джиро и криво усмехнулась. Ее мозг довольно-таки скоро придумал небольшую пакость. Нет, ничего такого, просто попугать зарвавшегося Каминари, чтобы тот обходил ее десятой стороной. Ну, если переживет ее шутку, конечно.

— Можешь и воспользоваться. Доведи домой, а там и посмотрим, — без какой-либо эмоции выдала она и поглядела на лицо Каминари из-под прикрытых век.

И не зря поглядела: лицо у него вытянулось, побелело, а потом на щеках проступил яркий румянец.

«Наивен, как дитя», — хмыкнула про себя Кьёка, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Ты ведь не шутишь...да? — придушено спросил Каминари, будто его кто за яйца взял.

— Нет, не шучу, — усмехнулась Джиро, заранее предвкушая, сколько веселье доставит ей этот дурачок.

***

«Одно из двух: либо Каминари безнадежный дурак, либо до сих пор девственник», — проскочила у нее мысль, пока она, Джиро, учила доставшегося ей раздолбая хоть как-то шевелить языком и отвечать на ее ленивые поцелуи. Тормошить его ей не хотелось — Кьёка вообще не любила кого-то учить или как-то напрягаться, а под градусом становилась еще упрямее. Из нее обычно так и рвались злорадство, язвительные реплики, но в этот раз ей было попросту жалко неуклюжего Каминари: скажи ему, что он целуется как принцесса, и его хрупкое мужское эго уже ничто не склеит.

Он шумно дышал ей в лицо и, к счастью, ментолом, а не каким-нибудь прогорклым спиртом или сгнившими остатками еды. Случись иначе — и пощады от грозной Джиро не жди. Ещё легко отделается, если та просто исхлещет его разъемами.

И Каминари совсем запаниковал, когда Джиро стала расстегивать его рубашку.

— Джиро… тян?.. Ты уверена, что мы… что мне… что я могу?.. — запутался он в словах. Лицо у Каминари стало совсем потерянным, а без сияющей улыбки он казался совсем другим человеком.

— У меня будут проблемы, если я украду твою невинность. Но если ты никому не скажешь… — не удержалась и подпустила шпильку Джиро, да еще так серьезно, будто доклад зачитывала или с родственниками пострадавших объяснялась.

Каминари нервно хмыкнул, явно погрустнел, порывисто ее обнял и тихо сказал в самое ухо:

— Это у меня будут проблемы, Джиро-сан, если вы вздумаете просто поиграть моими чувствами.

— О чем ты? — делано удивилась Кьёка. Тонкие ее губы сложились в ехидную ухмылку. — Какие могут быть чувства у посмешища?

— И правда. Наверное… никаких?

У Каминари был шанс сбежать. Был шанс спастись от её шутки (а ведь Кьёка и не планировала дальше поцелуев зайти), но тот так ничего и не понял. А Джиро уж решилась отыграть беспутную роль развратницы до конца. Тем более Каминари выглядел таким серьезным, таким несчастным и с таким трепетом принимал ее лживые ласки, что те постепенно становились не насмешкой, а благословением.

Свяжешься с богом грома — и не такое будет.

***

Она оседлала его бедра с небрежностью, а на лице ее читалась скука. Каминари же держал ее за руки, переплел с ней пальцы, а сам, повернув голову, уткнулся носом в подушку и то и дело сильно морщился, будто боялся, что Джиро его вот-вот ударит.

— Шевелись! — без грубости, но и без нежности, поторопила его Кьёка и сама качнула пару раз бедрами, пропуская его поглубже внутрь. Каминари оцепенел, судорожно выдохнул и просипел:

— Ты такая жестокая! Я же… я же не выдержу!

— Сосредоточься! — приказала она и чуть ткнула его разъемом в плечо — Каминари охнул.

Так и не дождавшись от него инициативы (этот дурачок просто растекся под ней счастливо страдающей лужей), Джиро сама, опираясь о его руки, взяла темп и, раскачиваясь туда и сюда, с тоской думала, что быстрее выдавит из него все спектры удовольствия, чем дойдет до оргазма сама.

И тут ее осенило. Нет, если бы не алкоголь в крови, она бы ни за что на такие эксперименты не пошла (да и это посмешище в постель бы не потащила), но…

К счастью, она вовремя остановилась: член Каминари уже ощутимо пульсировал в ней, и еще движение или два — и об экспериментах можно забыть.

Когда Каминари почувствовал, что волна удовольствия спала, и догадался, что его облапошили, он испуганно вытаращился на Джиро, всем видом спрашивая: за что так со мной?

— Причуду примени. На мне, — вместо ответа выпалила та и требовательно ткнула его в плечо — опять же разъемом. Удивление на лице Каминари сменилось шоком. Он открыл рот, захрипел, попытался улыбнуться (что вышло криво и виновато), и только потом еле слышно выдал:

— Я же… я же… тебе будет больно!

— Давай! — прикрикнула она и снова качнула бедрами — Каминари зажмурился, как будто она огрела его по лицу, а потом, испуганно разомкнув веки, упрямо потряс головой:

— Я не причиню девушке вреда!

— Хочешь сделать хоть что-нибудь… — зловеще начала Кьёка и отпустила его правую руку, как бы намекая, что сейчас встанет, оденется и уйдет, — сделай.

Губы Каминари побелели, а зрачки сузились. Он попытался мотнуть головой, но тут Джиро выпустила и вторую руку.

— Хорошо, — покорно выдохнул он и с силой зажмурился, напрягся, пытаясь, видимо, рассчитать мощность причуды.

Вдруг Джиро как будто что-то кольнуло. Не больно, скорее, щекотно, и легкая дрожь прошлась от основания бедер до пяток. Она удивленно поглядела на Каминари сверху-вниз и, как будто проснувшись, совсем другим голосом потребовала:

— Еще!

Каминари съежился, напрягся, в его зрачках зажглись одиночные искры — и тут Джиро слегка тряхнуло. От неожиданности она аж подскочила на месте, почти выпустив член, но по инерции вернулась назад, вобрав его обратно.

После такого она некоторое время просто сидела с обалдевшим видом, молча переваривая ощущения. Каминари же под ней заволновался, за руку ее схватил, даже пульс, кажется, проверил.

— Тебе больно, Кьёка? Больно же? — с перепугу он резко привстал на локтях, пытаясь ей в лицо заглянуть, но Джиро его машинально тычком на подушку вернула. А потом сипло, едва разомкнув в миг пересохшие губы, приказала:

— Повтори! Еще!

***

Наверное, в итоге она получила легкий ожог стенок матки — по крайней мере, что-то внутри неприятно пекло и ссаднило. А кроме того она получила насмерть перепуганного Каминари, который, хоть и кончил, но совершенно этого не заметил. Он таращился на нее все то время, пока она подгоняла его, давила из него причуду, а когда она же, раскрасневшаяся, издала не то стон, не то хрип, а потом упала ему на грудь — принялся буравить ее макушку возмущенным взглядом.

Сердце у него заходилось криком — так громко билось о грудную клетку, и если бы Джиро не было так плевать на все после настолько искрометного оргазма, она бы, наверное, пожалела бедного дурачка, который, сам того не ведая, подписался на легкие пытки электрошоком.

— Кьёка, я так больше… такого больше не сделаю… — глухим испуганным тоном пообещал Каминари и крепко сжал ее в объятиях.

— Сделаешь. Выбора у тебя все равно нет, — удивительно спокойно заметила она и, устроившись на нем поудобнее, провалилась в сон.

@темы: Визуал, Свой пейринг, Mini Ship Wars, Каминари/Джиро, Текст

---

Бакуго/Мидория: текст

[TodoBaku team]

Название: кот в мешке
Автор: TodoBaku team
Пейринг, персонажи: односторонний!Мидория Изуку/Бакуго Кацки, Тодороки Шото/Бакуго Кацки
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: PWP, ангст
Размер: мини, 1165 слов
Краткое содержание: - Это сделка, - торговец масками улыбается.
Предупреждения: оос, отбитый Изуку, технически почти

нонкон

Изуку пользуется услугами подпольного торговца лицами, получая лицо Шото.

- Это сделка, - торговец масками улыбается, но улыбка не оживляет его лицо - блеклое и пустое. - Вы получите то, о чем мы договаривались, и не будете меня преследовать.

Изуку кивает, сейчас он не видит ничего. Даже пожимая протянутую ладонь и чувствуя, как кожа на его лице словно тает, застывая в новой форме, он все еще не может поверить в то, что делает.


*****


Кожа у Каччана горячая.
Изуку знает это еще с детства - запомнил, вместе с кулаками и болью. Сейчас он целует руки Каччана: его широкие, крепкие запястья, крупные костяшки и длинные пальцы с жесткими подушечками. Напоследок Изуку проводит по чужой ладони языком, чувствуя, как рот заполняет ядовитая сладость - Каччан, это действительно Каччан.

- Какого черта ты здесь делаешь?

У Каччана растерянный и раздраженный голос, он выглядит так, словно еще не до конца проснулся. Изуку отстраненно отмечает, что прийти ночью было правильным решением. Пусть ничего из происходящего и нельзя назвать правильным.
Изуку знает, что нужно ответить, но что-то сжимает глотку, не давая выдавить и звука. Он чуть мотает головой, словно пытаясь стряхнуть невидимую хватку на горле, и тянется к Каччану, чтобы поцеловать, когда не выходит. У Каччана обветренные искусанные губы. Когда Изуку проводит по ним языком, он приоткрывает их и отвечает на поцелуй. Так просто и естественно, что Изуку кажется, будто кто-то влил ему в глотку кислоту. Внутри теперь горько и пусто.

- Эй, я тебя спрашиваю.

Изуку реагирует не сразу, опаздывая буквально на секунду, и это опасно до чертиков. Реагировать на слова Каччана, обращенные не к нему - сложно.

- Задание закончилось раньше. Я скучал, - объяснение, короткое и понятное, Изуку мог бы повторить даже во сне. Сейчас ему кажется, что фальшь в его голосе заметил бы даже ребенок.

Каччан хмурится и хватает его за шею, утягивая вглубь квартиры. У Изуку в голове взрываются паника и ужас. Он почти готов бросить все, убежать как можно дальше, забыв обо всем. Но затем земля уходит у него из-под ног - Каччан толкает его в кресло, садясь сверху - и все, даже он сам, перестает иметь значение. Губы обжигает поцелуем, коротким и злым, Каччан дергает его за волосы на затылке, заставляя поднять голову. Изуку смотрит на него снизу вверх, сохраняя идеально спокойное лицо, глядя прямо в глаза. Как сделал бы Тодороки.

- Придурок, какого хрена ты вламываешься в чужой дом посреди ночи, даже не предупредив. Я могу вышвырнуть тебя прямо сейчас.

- Но ты этого не сделаешь.

Изуку подпускает в голос немного почти кажущейся насмешкой уверенности и чуть наклоняет голову - он видел, как Тодороки делает это, наверное, тысячи раз. Сердце колотится как бешеное, и Изуку кажется, что одного только его стука достаточно, чтобы Каччан все понял.

- Не хочу.

Каччан ухмыляется и это настолько похоже на улыбку, что внутри все дрожит и сжимается. От боли. Изуку прикрывает глаза, он не хочет помнить о том, что Каччан может так улыбаться. Каччан наклоняется ниже, влажно обводит языком левую скулу - шрам - и запускает руки ему под рубашку. Оглаживает жестко бока и ребра, чуть царапает спину и легонько давит на живот, почти лаская своими горячими ладонями, так легко когда-то причинявшими Изуку боль.
Он до дрожи в пальцах боится открывать глаза - все может закончиться в любую секунду - и открывает, чтобы этого не случилось.


Каччан тяжелый. Изуку помнит это еще с Юэй, помнит как сложно было удержать его в руках - кричащего, ненавидящего.
Сейчас он не сопротивляется. Обнимает крепко за шею, позволяя поднять себя, и только теснее оплетает ногами талию, когда Изуку валит его на постель. Каччан напряжен, как сжатая пружина, он вздрагивает от каждого прикосновения и цепляется жестко пальцами за предплечья - но взгляд у него раскрытый и уязвимый. Изуку дрожит как от лихорадки, смотрит в чужие глаза и чувствует, что задыхается от жадности.

- Да что с тобой сегодня, ведешь себя как бревно.

Каччан приподнимается на локте, в его голосе ленивая насмешка, ничего серьезного. У Изуку от нее леденеют внутренности. По вискам катятся капли пота - страха - и он пихает Каччана в грудь, валя на спину. Каччан хрипло выдыхает, когда он кусает его в плечо, и это как первая искра пожара.
Изуку выцеловывает кожу на его ключицах, груди и животе с почти животным исступлением. Он бы попробовал на вкус - сожрал - его всего, умер бы от сладкого яда на языке и в сердце, но не смог бы остановиться. В голове пусто и легко. Не задумываясь, он поднимается к чужой шее. Новый укус приходится на кадык - такой никак не спрятать. Глупо и безрассудно, но Изуку просто не может удержаться, ведь эта метка будет только его.

Каччан вскидывается и рычит, но его лицо - сплошной азарт. Он выворачивается из-под него и пихает в грудь, заставляя откинуться на спину. Изуку чувствует себя загнанной в ловушку крысой, когда их лица снова оказываются прямо напротив друг друга. Чужое дыхание обжигает губы. Каччан впивается ему в рот, обводит языком кромку зубов и шарит им по деснам, целуя грубо и властно. Изуку почти до боли хочется замереть и насладиться каждым движением чужого языка, но он просто не имеет на это права. Каччан раздраженно шипит в поцелуй, когда он кусает его, но отталкивать не спешит. Изуку сипло вскрикивает, когда он скользит рукой вниз, обхватывая болезненно возбужденный член. Каччан довольно хмыкает и проводит рукой по стволу - всего пару раз, будто на пробу, но Изуку почти кончает и всхлипывает, когда он не позволяет ему этого сделать, сжимая хватку.
Изуку больше не чувствует себя спящим, рокот собственной крови в ушах заглушает все мысли, позволяя думать только о том, что происходит здесь и сейчас. Здесь и сейчас - Каччан забирается на него, трется задницей о член и заводит руку за спину, растягивая самого себя. Изуку чувствует, как его внутренности скручиваются в один большой, пылающий жаром ком, и сам он словно сгорает до пепла. Руки сами по себе сжимают чужие бедра и поддерживают за поясницу. Изуку добавляет свои к пальцам Каччана, завороженно пялясь на то, как тот длинно вздрагивает.
Затем Каччан поднимается, снимаясь с его пальцев, и тут же опускается на его член. Мир вокруг вспыхивает и взрывается, оставляя в эпицентре только чужое искаженное от удовольствия лицо. Изуку низко стонет и толкается сразу и во всю глубину - Каччан тугой почти до боли, словно и не делал этого никогда, ни с кем. От этого внутри бурлит что-то темное и мерзкое: Изуку хочется раствориться в чужом нутре, оставив все так навсегда.
Каччан двигается резко и хаотично, впивается ногтями ему в спину, то и дело обжигая кожу искрами беспорядочных взрывов, и громко, надрывно стонет, когда он целует его.
Изуку не сразу понимает, что кричит и сам:

- Ка!.. Кацки!

Он останавливается в последний момент, запирает едва не вырвавшуюся кличку в собственной глотке, выкрикивая вместо нее имя: давно - всегда - запретное.
И дозволенное не ему. Каччан кончает стоит ему только договорить, так же выкрикнув имя, чужое. Изуку кончает почти в ту же секунду, и имя Тодороки Шото, его друга, болезненным эхом отражается в почти полной пустоте его головы.

Что-то горячее течет по его лицу, обжигая глаза и кожу. Сначала он думает, что это слезы, но затем поднимает голову, встречаясь с Каччаном взглядом. В его глазах кипящая ненависть и отражение Изуку на дне зрачков.

@темы: Чужой пейринг, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория, Текст

---

Бакуго/Мидория: текст

[BakuShima team]

Название: Проклятье
Автор: BakuShima team
Пейринг, персонажи: Бакуго/Мидория
Категория: преслэш
Рейтинг: G
Жанр: магическое!АУ, школа
Размер: миди, 5325 слов
Краткое содержание: Бакуго и Мидория разбили шар судьбы
Предупреждения: возможен ООС

Изуку мутило. Тяжелая тошнота мерзким комом поднималась из груди и застревала где-то в гортани — раздражая, не давая расслабиться и сделать полноценный вдох. Словно он вдруг, за этой самой партой, отрастил на шее жабры и, как выброшенная на берег русалка, жадно пытался перестроиться на новую систему дыхания.

Нет, конечно, его кожу никогда не покрывала темно-зеленая чешуя, как у Асуи, а пальцы не соединяли еле заметные прозрачные перепонки, просто...

Просто от предстоящей Годовой Магической Аттестации сегодня зависело очень многое. Буквально очень многое. В конце концов, не каждый день находишься на волоске от исключения, с треском завалив две прошлые ГМА.

Пальцы Изуку дрожали.

В это время пожилой преподаватель одобрительно кивнул одному из учеников, что минутой ранее демонстрировал огненные когти на обеих ладонях. Они были узкими и длинными, не превышая по своим размерам толщину пальцев заклинателя, и, по мнению Изуку, уменьшение площади распространения пламени выглядело весьма удобно, особенно где-то в узком пространстве закрытого помещения. Прикусив губу, он нервно сжался от волнения, мечтая когда-нибудь непременно попробовать повторить этот прием в будущем.

Учитель, который был еще и экзаменатором, хрипло кашлянул, заканчивая с кратким письменным описанием способностей прошлого ученика и вынесением вердикта. Перо поставило на бумаге аккуратную точку, и класс настороженно притих, когда тот снова потянулся к листку со списком чужих фамилий.

— Так, следующим идет Мидория.
Изуку судорожно выдохнул, сжав правую руку в кулак. И попытался собрать все свои мигом разбежавшиеся мысли в одну кучу.

Он должен. Он просто должен.

— Покажите сегодня хотя бы что-нибудь, я вас прошу, — взмолился учитель огневедения, устало наблюдая, как его худший по успеваемости ученик упрямо шагал к школьной доске. Одноклассники тут же начали негромко переговариваться между собой, разрушая тишину до основания и наполняя ее жужжащим гулом.

Отдельных слов было не разобрать, но Изуку и так догадывался, что разговоры велись именно о нем. Он старался особо не вслушиваться и сконцентрироваться на задании, ведь и без этого был прекрасно осведомлен, что он — неудачник и личный позор огненного факультета. Потому что только он с момента зачисления не смог выдавить из себя ни искорки.

Иногда он и сам невольно начинал верить, что являлся «Деку» — так называли потомственных волшебников, у которых совершенно не было магических способностей. Иначе говоря, в их жилах не текла магия. Поэтому Изуку не пытался оспаривать прозвище. Он и сам прекрасно осознавал, что на обычной теории и побочных умениях в магической академии надолго не удержаться.

И сейчас все зависело только от него.

Если не сейчас, то никогда!

Изуку встал на позицию и поднял перед собой правую ладонь, начиная тихо шептать заклинание вызова стихии. Нужно было придать огню вид собственного оружия. Изуку мечтал сколдовать из своего пламени клинок, потому что именно таким способом и сражался его кумир — известный волшебник Всемогущий, слухи про которого и по сей день продолжали будоражить людское воображение.

Изуку всегда стремился быть похожим на него — помогать окружающим людям с жизнерадостной улыбкой на лице. Одним своим смехом дарить спокойствие и защиту.

Он все еще продолжал отчаянно сверлить глазами ладонь, хотя мыслями был далеко отсюда. Поэтому не сразу заметил, что его магия огня внезапно начала подавать признаки жизни. Правда, только на конце одного пальца и всего лишь на короткое мгновение, длиной в несколько еле уловимых секунд, но...

Изуку в удивленном восторге распахнул глаза, в оцепенении провожая взглядом тонкую полоску дыма, что медленно закручивалась вокруг его безымянного пальца спиралью.
Впервые... впервые за все его пятнадцать лет.

У него получилось!

Экзаменатор довольно покачал головой, снова возвращаясь обратно к своим записям.

— Что ж, прогресс есть, — отметил он, отпуская замершего на месте Изуку обратно за парту. Перо взмахнуло над бумагой. — Напишем, что господин Мидория на данном этапе будет поочередно давить своих врагов одним пальцем. Или, может...

В это время вверх взметнулась чужая рука, отвлекая экзаменатора от описания способностей.

— Учитель, почему вы его допускаете? — ворчливо спросил блондин с третьего ряда. — Это же настоящий «Деку». С ним даже в пару никто с нашего факультета не встает.

Преподаватель поднял на подростка меланхоличный взгляд.

— Потому что, господин Монома, если Мидорию отчислят, кто, по-вашему, сможет занять его место в турнире на мечах среди первокурсников во время весеннего фестиваля. Неужели вы?

Монома на это лишь недовольно фыркнул и отвернулся. Он терпеть не мог выскочек, а учителя вечно делали заучке Мидории поблажки за его успехи в не-магических дисциплинах. По мнению Мономы, это было нечестно.

Изуку тоже считал, что это было нечестно. Но если другие люди предоставляли ему шанс, значит, они верили в него. Поэтому он ни в коем случае не мог подвести их.

Он с ярым энтузиазмом расписывал в тетради первые впечатления о применении магии. Изуку пытался докопаться до причины, почему именно сейчас у него получилось призвать огонь, и даже подумывал снова развесить себя амулетами для привлечения магии или сходить к гадалке.

А еще говорят, что если насыпать соль в левый ботинок...

Прозвенел колокол, оповещая студентов и преподавателей о начале обеденного перерыва. Предвкушая реакцию Урараки и Ииды, он нетерпеливо скидывал вещи в свою сумку. Изуку хотел выйти одним из первых, однако его остановил учитель:

— Мидория, почему же вы раньше не говорили, что испытываете проблемы с поиском напарника? — спросил тот спокойным голосом. — Напарничество — важная часть обучения в академии.
Изуку в неловком движении запустил руку в волосы и в растерянности перевел взгляд на противоположную стену. Он не держал это в секрете, просто как-то привык все делать в одиночестве на уроках огневедения.

— Ум, ну, не хотел беспокоить? — неразборчиво пробормотал он, стараясь скрыть свою неловкость. Учитель на это лишь неодобрительно покачал головой и указал своим пишущим пером на другого ученика.

— Тогда твоим напарником будет Монома.

Тот вздрогнул, когда его же едкие слова вернулись к нему бумерангом. Впрочем, спустя секунду лучезарная улыбка снова украшала его лицо.

— Простите, конечно, но у меня уже есть напарница, и я просто не могу бросить ее в одиночестве, — вскинулся Монома в притворном сожалении. — Да и Бакуго с этой задачей справится намного лучше меня, все-таки он лучший ученик нашего факультета! Да и, как я слышал, они с Мидорией прекрасно ладят.

Что?

Изуку заледенел, совершенно не понимая, о чем говорит Монома. Каччан же на него даже смотреть не хочет, после того как их месяц назад поставили друг против друга на тренировочном бою.

Реальность неожиданно начала пролетать мимо него со скоростью света, когда их учитель добродушно кивнул.

— Хорошо, тогда позови сюда Бакуго, пожалуйста.

— Конечно, — медово улыбнулся Монома и направился в сторону выхода, напоследок толкнув Мидорию плечом с язвительным пожеланием удачи. Изуку оставалось лишь стоять на месте, и растерянно наблюдать за своими беззаботными одноклассниками, когда, в качестве последнего гвоздя в крышку гроба, появился Бакуго Кацуки.

Последующие пять минут Изуку почти с равнодушным видом наблюдал, как с каждым новым словом учителя огневедения его друг детства зверел все больше и больше и в отрицании прибавлял децибелы громкости. Вскоре учителю это, по-видимому, надоело, и он пригрозил Бакуго отстранением от участия в весеннем фестивале, а потом, подхватив свою документацию, медленным шагом вышел из кабинета.

Изуку проводил его печальным взглядом, чувствуя, как Бакуго начал отправлять ему молчаливые посылы испустить последний вздох сию же секунду. Изуку быстро отвел взгляд в сторону, начиная рассеянно рассматривать статую горгульи у стены. Он ждал чужого решения. Однако Бакуго лишь скривил губы в гримасе и развернулся в сторону выхода из кабинета.

— Ты идиот, если думаешь, что я буду возиться с таким слизняком, как ты, — бросил он напоследок.

— Сам же окажешься в дураках, если из-за этого тебя не пустят на спортивный фестиваль, — напряженно выдохнул Изуку. Его ладони нервно покалывало.

Остановившись на полпути, Бакуго медленно развернулся, агрессивно надавливая своей аурой.

— Совсем охренел, Деку?

В самих словах не было ничего необычного. За все годы их знакомства Изуку уже успел привыкнуть к такого рода грубости. Даже тон Бакуго и выражение его лица тоже были привычны до зубного скрежета.

Но Деку.

«Деку» — потомственные волшебники, у которых нет ни следа присутствия собственной магии. Но сегодня Изуку доказал другим и в первую очередь самому себе, что является настоящим огненным магом.

Его струна терпения резко и ощутимо лопнула где-то внутри. Он упрямо распахнул глаза, открывая рот.

— Однажды я победил тебя! Разве ты этого не помнишь, Каччан?

Изуку едва успел среагировать на внезапный взрыв и отскочить в сторону. Нападая с такой скоростью, Бакуго вполне мог бы оставить ему пару серьезных ожогов. Изуку отдавал себе отчет, что был не в выигрышном положении — в отличие от прошлого поединка, сейчас у него не было с собой меча. Только сноровка, и Бакуго понимал это. Именно по этой причине он начал целенаправленно загонять его в маленькое пространство между ученическими столами.

Не имея альтернативы, Изуку медленно пятился назад, с настороженной внимательностью наблюдая, как Бакуго с азартом оскалил зубы, как ему доставляла удовольствие вся эта ситуация.

Стараясь следить за каждым его шагом, Изуку мысленно ругал себя за внезапную вспышку агрессии, недоумевая, где вообще была его голова, когда он снова полез выяснять с Каччаном отношения. Если Академия снова влепит им штраф за порчу имущества, в этом не будет ничего хорошего.

Спина уперлась в стену.

Бакуго в подразнивающем жесте провел кончиками пальцев вдоль парт, создавая видимость тупика, и с интересом всматривался в взгляд Мидории.

Бакуго усмехнулся.

— Та победа была лишь на тренировочном поле. Посмотрим, кто будет сильнее на официальном турнире.

— На который ты не попадешь, если продолжишь так на меня наступать, Каччан, — нервно улыбался Изуку, в беспомощном жесте поднимая руки. Хотя через мгновение он осознал, что тон его голоса не выражал ни извинения, ни просьбы. Изуку и сам запутался, что именно он только что пытался сделать: сдаться или снова зачем-то бросить вызов.

Бакуго же завел правую руку назад для удара, показывая, что действия Изуку раззадорили его еще больше.

— Все будет в порядке, пока ты не умрешь, Деку! — крикнул Бакуго, разгоняясь, и ударил взрывом всего в нескольких сантиметрах от ног Изуку. И непременно попал, если бы он вовремя не успел переместиться под столы и, используя их в качестве щита от огня, бежал под ними, сгорбив спину. Взревев, Бакуго запрыгнул на стол, нагнал его у самой двери и отрезал единственный путь отхода. Повисла напряженная тишина.

У Изуку лихорадочно стучало сердце, и в бессильной ярости блестел взгляд, схлестываясь с безумными глазами Каччана, что отражали такое же безудержное желание победить и превзойти.
Изуку было чертовски мало прошлой победы.

Подпрыгнув на один из столов, а оттуда к потолку, Изуку зацепился двумя руками за низко висячий канделябр люстры и со всей силы ударил ногами Бакуго в грудь. Тот с хрипом отлетел в преподавательский шкаф с книгами, которые тут же посыпались на его голову. Раздался треск разбивающегося стекла.

В эту же секунду правую руку Изуку словно внезапно ошпарило кипятком у запястья, и он беспомощно взвыл, вторя болезненному рычанию Бакуго.

— Блядь, что за гребанная фигня, — выпалил тот, разминая своей правой рукой левую кисть.

Изуку с удивлением разглядывал аккуратные черные символы, которые украшали его руку причудливой лентой. Подобный рисунок казался ему отдаленно знакомым. Словно однажды он видел что-то подобное.

В это время Бакуго медленно поднялся на ноги, тоже рассматривая надпись на руке, растеряв весь свой запал к драке. Его лицо выглядело серьезным.

— Короче, мне плевать, что сказал старик. Не вздумай приближаться ко мне, Деку! — крикнул Бакуго и вышел, напоследок громко хлопнув дверью.

Изуку с сожалением проводил его взглядом, с трудом вспоминая, из-за чего собственно и началась вся эта шумиха. В нерешительности он оглядел оставшийся беспорядок. Его следовало бы убрать до прихода преподавателя.

Во время подравнивания парт Изуку вспомнил, где видел похожие символы. Они несомненно были в словаре древних языков, который он однажды листал в комнате Урараки.

***

— И как? Смог расшифровать? — спросила во время обеденного перерыва Урарака, у которой Изуку вчера вечером попросил книгу. Сама Урарака училась на факультете воздуха, и Изуку жалел, что у них было так мало общих лекций.

Книга под его пальцами гласила, что надпись сделана на письменности рун. Хотя даже она не помогла разъяснить значение въевшейся в кожу фразы.

— Нашел перевод только слов «луна», «плечи» и «вечность», — вздохнул Мидория, протягивая книгу обратно Урараке. — Но большое спасибо, что одолжила.

— Надеюсь, среди первогодок не появится еще один оборотень, — хихикнула она, стреляя глазами в Киришиму, который время от времени страдал от этого недуга.

Изуку вздрогнул, представляя, как просыпается утром в лесу и возвращается в общежитие без памяти, без рубашки, в одних тряпках вместо штанов, зато с коллекцией блох и в наморднике.
Поежившись от невольно пролетевшей перед глазами картины, он передал книгу Урараке. Она тут же поспешила убрать ее обратно в свою сумку.

— Урарака? — обеспокоенным тоном внезапно произнес Изуку, и она повернула к нему голову, замечая, что в буквальном смысле взлетает над скамейкой, на которой сидела. Она постаралась схватиться за край обеденного стола, но ее руки успели лишь быстро по нему мазнуть, прежде чем некая сила вытолкнула ее наверх.

Ученики вокруг них взволнованно начали кричать, перекрикивая друг друга и совершенно не представляя, что делать в подобной ситуации. Пользователи магии ветра лишь беспомощно пожимали плечами, говоря в один голос, что их магии что-то препятствовало, отчего они не могли спустить девушку с потолка. Кто-то из учителей приказал принести лестницу.

Изуку в страхе перевел взгляд на свои мелко подрагивающие ладони. Он тут же начал в панике озираться в поиске светлой макушки Бакуго, но того не оказалось в столовой. Однако Изуку понимал, что его внезапную догадку нужно было непременно проверить. Сделав тяжелый выдох, он медленно дотронулся кончиком пальца до своего пустого стакана. Стакан сразу же начал взлетать вверх.

Урарака сейчас наверху из-за его заклятья на правом запястье.

***

— Каччан, Каччан, — незаметно выбравшись из обеденной, Изуку сразу же побежал к комнате Бакуго и сейчас в спешке барабанил чужую дверь. Изнутри комнаты раздалось неясное шипение, после чего что-то громко рухнуло на пол, прежде чем дверь со злым Бакуго открылась. Впрочем, он тут же вышел и резко захлопнул ее, подпирая дверную ручку своей спиной. Изуку показалось, что сквозь его злость проглядывала некоторая встревоженность.

Бакуго заорал.

— Жить надоело? Какого хера ты приперся, чертов Деку?!

Изуку отошел на шаг назад, начиная нервно тараторить.

— Урарака взлетела, стоило мне случайно дотронуться до ее руки. Все дело в рунах — это заклятие, — Изуку поднял кисть, указывая на черную надпись.

Лицо Бакуго от этой новости не изменилось. Он сощурил глаза.

— Не путай заклятие с проклятием, тупица. Пошли.

Бакуго направился к выходу из крыла парней их факультета во двор. Изуку ничего не оставалось, как бежать следом за ним.

Сейчас, когда Каччан сказал это, Мидория понял, что на заклятие это и вправду было мало похоже. Хотя отличия между ними были незначительны. Заклятие — в отличие от проклятия было одноразовым и зависело от воли и энергии наложившего его мага. Например, поднять листок бумаги, заставить одного сделать другое и так далее.

Проклятие же имело собственную волю и питалось энергией того, на кого его наложили. И обычно оно имело свойство принимать тот вид, чего его жертва боялась больше всего.

Изуку вздохнул — он определенно не хотел навредить Урараке. Определенно проклятие! После этого осознания Изуку бросил неуверенный взгляд на яростное лицо Бакуго, который прожигал взглядом проходящих мимо учеников. Изуку даже невольно задумался, каким именно образом оно проявляется у его друга детства.

Он с недюжим интересом обводил взглядом чужую бледную кожу, вечно растрепанные волосы и резкие черты лица.

Бакуго внезапно посмотрел в его глаза, как это было во время драки, и Изуку, смутившись, быстро отвел взгляд на траву под ногами. На секунду им овладела неловкость, и ему отчаянно захотелось как-то оправдаться за свое внезапное внимание. Он уже хотел было извиниться, но Бакуго заговорил первым.

— У меня его нет! Просто хочу поскорее избавиться от твоей дерьмовой рожи, — Изуку невольно выдохнул, снова встречаясь с огненными глазами. В его мыслях медленно копошилось размышление, про что именно говорил сейчас Каччан.

Бакуго тем временем хмурился, похоже, злясь, что он не въезжал, и Изуку пришлось по-быстрому соображать, о чем именно они недавно говорили. Или они не говорили?

Через секунду он вспомнил, как размышлял про проклятье Бакуго.

— Разве я что-то у тебя про него спросил? — проворчал он, чувствуя некоторое недовольство, что пришлось так нервничать из-за подобного пустяка. Хотя он все равно продолжал чувствовать любопытство, и теперь оно стало только сильнее.

— Вот и не спрашивай, — припечатал Бакуго. — И не смотри в мою сторону.

Изуку вздохнул и покорно отвернулся. А потом обомлел. За время их переругивания они успели дойти до парка академии, и либо сейчас направятся к выходным воротам, ведущим в столицу королевства, либо...

— Каччан, неужели мы идем в общежитие некромантов?

Бакуго бросил на него довольный взгляд. На секунду Изуку даже показалось, что на лице его друга детства мелькнуло некоторое веселье. Изуку удивленно моргнул и хотел уже было посмотреть на такое непривычное — оттого и неизведанное лицо Каччана повнимательней, но отвлекся, когда они подошли к воротам чужого общежития.

Здание факультета черной магии не только снаружи, но и изнутри здорово отличалось от других факультетов. В коридоре не было ни одного дивана или хотя бы скамейки, чтобы присесть, зато стояло несколько заполненных до отвала книжных шкафов. Окна были занавешены тяжелыми шторами, из-за чего в коридорах помещения царил легкий полумрак. Перила на второй этаж состояли будто бы из чьих-то костей, а на потолке спокойно висели маленькие, величиной с воробья, летучие мыши.

Изуку с интересом дотрагивался до странных и гладких на ощупь белых перил, а потом боязливо отдергивал руку, чтобы через секунду снова начать свои действия по-новой.

Кости.

Это же точно не настоящие кости, а муляж? Изуку не видел лица Каччана, но, кажется, слышал не то его фырканье, не то негромкий смех.

Редкие ученики провожали их ярко-красные накидки удивленными взглядами, но не задавали никаких ненужных вопросов. Изуку это не удивляло. Насколько он знал, временами все же пересекаясь с некоторыми некромантами, они были весьма спокойными и иногда даже застенчивыми ребятами, которые предпочитали уединение, одиночество или компанию близких друзей. Несмотря на это, слава про них гуляла все же дурная.

Они остановились напротив очередной темной двери, и Бакуго начал громко стучать в нее ногой. Ответом из комнаты была лишь тишина.

Изуку хотел уже попробовать остановить его, как Бакуго крикнул:

— Я знаю, что ты здесь, Птицеголовый! Открывай или я нахрен взорву твою дверь!

Через несколько быстрых секунд дверь широко отворилась, и фигура в черном плаще резко втянула их внутрь за плечи. Каччан тут же недовольно сбросил чужую руку.

— Бакуго, я бы попросил тебя не называть меня подобным образом, — спокойным голосом произнес хозяин комнаты, скрещивая руки на груди. Потом человек в черном капюшоне повернулся в сторону Изуку.

— Здравствуй, я Токоями.

Изуку округлил глаза. Токоями! Неужели тот самый Токоями, про которого ходили байки, будто он продал свое лицо демону?

— А я Ми-мидория, — взволновано пробормотал Изуку, с восторгом вглядываясь в черный капюшон. Он понимал, что это жутко неприлично, но ничего не мог поделать с собственным любопытством.

— Извините, — протянул он робко. — Скажите, пожалуйста, а у вас и правда нет лица?

— Правда, — величественно произнес Токоями. — Именно по этой причине я и предпочитаю ни с кем не контактировать.

Бакуго громко усмехнулся и быстрым движением скинул с темного мага капюшон. И Изуку совершенно не ожидал увидеть под ним большую воронью голову с черными перьями. Но, как ни странно, птичьи глаза казались по-человечески ясными.

Токоями удрученно вздохнул.

— Я стал черным магом, чтобы найти способ снять это древнее проклятие. Его наслала на меня ваза, что я однажды разбил.

Изуку похолодел.

— А разве никто из взрослых не может его снять?

— Проклятие — штука тонкая, если не знаешь, кто именно его наложил, с каким мотивом, на какой оно стоит основе, — Токоями замолчал, печально прикрывая глаза.

Бакуго скривил губы в тонкую линию, а потом резко подал голос.

— Насчет всей этой тарабарщины. Взгляни, — Бакуго схватил опешившего Изуку за запястье и протянул его правую руку с рунами черному магу. Изуку беспомощно пискнул, невольно вжимаясь носом в черную футболку Каччана. Сейчас он чувствовал себя живой игрушкой, которой тот вертел, как хотел. Это чувство ведомого жутко раздражало Изуку.

Токоями тем временем включил на столе настольную лампу и пристально изучал черные руны.

В наступившей тишине, прямо над ухом Изуку раздался резкий голос Бакуго с рычащими нотами.

— Я понял, что здесь говорится «Разбившие шар судьбы» и «понесут». Что они должны принести и куда? Жертвоприношение? В, еб твою мать, двадцать первом-то веке?

— Большинство проклятий не зависит от какого-либо числа на календаре. Если, конечно, у них нет ограничения по времени, — усмехнулся Токоями.

— Да пофиг, — отозвался Бакуго. — Деку, отлепись от меня.

Изуку не обратил на его последние слова никакого внимания, мысленно раздумывая над переводом Бакуго. Что-то не сходилось.

— Там точно были слова «вечность», «плечи» и «луна». Ты что-то неправильно перевел, Каччан.

— Там этого не было. Не знаешь, не берись, идиот.

— Мидория прав, — затушил их спор Токоями, отпуская руку Изуку. — «Вечное лунное проклятье на своих плечах». А если соединить, — он взял левую кисть Бакуго и поднес ее к правому запястью Мидории.

Парни с удивлением заметили, что их фразы между собой различались.

— «Разбившие шар судьбы, да понесут они вечное лунное проклятье на своих плечах», — мрачным тоном прочитал Токоями.

Изуку почувствовал, как вздрогнули плечи Бакуго, и от этого побледнел еще больше. Еле двигая губами, он спросил:

— А может, его можно как-нибудь снять?

...

— Можно.

Плечи парней тут же расслабились.

— И нахуя тогда был этот тон? — закатил глаза Бакуго. — Браво, браво, отличная, блядь, шутка, Птицеголовый.

Токоями продолжил говорить, совершенно не меняясь в лице.

— Ваше проклятие стоит на основе лунных чар, поэтому полный свет ночного светила на третью ночь от этого числа должен его сломить. Тем не менее, предупреждаю, что мрак ночи любит шутить над людьми.

Напоследок поблагодарив Токоями и пообещав держать в секрете его тайну, Изуку покинул темную обитель нового знакомого. На его душе значительно полегчало, хотя слова о полнолунии все еще слегка нервировали.

Мельком он осторожно глянул на Бакуго. На лице того повисло задумчивое, почти незнакомое Изуку выражение. В этот момент ему ужасно хотелось узнать, о чем думал Каччан. Изуку мучило любопытство.

Так было всегда, сколько Изуку себя помнил, наверное. Чем дольше он находился рядом с Каччаном, тем сильнее ему хотелось узнать его лучше. Но сколько бы он ни наблюдал за своим другом детства, сколько бы ни узнавал — с каждым разом количество этих вопросов лишь продолжало увеличиваться.

Как сейчас. Изуку понял это, когда одна из летучих мышей случайно врезалась в грудь Бакуго, но тот вместо того, чтобы смахнуть ее, спокойным, даже почти обыденным движением подхватил мышь под живот ладонью.

Тяжело вздохнув, Изуку отвернулся.

Интересно, они с Каччаном смогут когда-нибудь по-настоящему увидеть друг друга?

***

— Где Бакуго? Кто-нибудь знает, где, черт возьми, этот придурошный Бакуго? — начал кричать тренер, как только заметил, что на перекличке учеников одна фамилия не отзывается. Изуку удивленно огляделся по сторонам. Каччана не было видно весь день, однако он был уверен, что на тренировку тот непременно придет, так как она проходила не в помещении, а на огромном поле.

— Тренер, он чем-то заболел и сейчас отсыпается, — громко выкрикнул из толпы Киришима, из-за чего был удостоен закипающим злостью взглядом.

— Да хоть смертельной болезнью, мне все равно. Не придет на следующую тренировку, я его из могилы достану, но притащу на спортивный фестиваль! Думаете, зачем я окончил в свое время курсы по этим чертовым зомби? И вас, олухи — это тоже касается, — коренастый мужчина поочередно показал пальцем на Тодороки, Ииду и Мидорию. — Помните, что вы несете ответственность перед всей академией. А теперь марш в сарай!

Сарай представлял собой довольно хлипкую деревянную конструкцию, где хранился необходимый для занятий инвентарь, а именно — мечи и прочее оборудование.

Кто-то осторожно тронул Изуку за плечо.

— Решил поберечь руки? — спокойно спросил Тодороки. Он столь неожиданно появился из-за его спины, что Мидория на секунду опешил, прежде чем бросил взгляд на белые перчатки на своих ладонях. Изуку надел их после того, как случайно коснулся рукой стула, а тот от этого легкого воздействия взлетел под потолок его комнаты.

Тодороки все еще не сводил с него проницательного взгляда, и Изуку бросило в холодный пот. Он неловко отвернулся, начиная бормотать.

— Ну да, надел перчатки, чтобы беречь руки, да. У меня... у меня там сыпь. Страшная такая до жути, — Изуку знал, что совершенно не умел врать, когда его окутывало волнение. Поэтому, чтобы хоть как-то принести свои мысли в порядок, взял в руку первую попавшуюся рукоятку от меча. Стоило ему это сделать, как этот клинок обратился в пепел прямо на его глазах.

Изуку побледнел. Шото, который все это видел, выглянул из сарая.

— У Мидории на руках неизвестная сыпь, он пошел к лекарю.

Тренер откуда-то издали начал ругаться по-новой, а Тодороки вновь встал напротив Изуку. Его глаза выражали абсолютное спокойствие.

— Я не знаю, что у вас с Бакуго произошло, но лучше вам это поскорее решить, — Тодороки кивнул на его белые перчатки.

Изуку заверил его, что волноваться не стоит и окольными путями сбежал в академию. Решая больше не рисковать, он собрался дождаться завтрашнего полнолуния в своей комнате.

Изуку хотелось узнать, как у Каччана дела, но он понимал, что, скорей всего, ему просто не откроют дверь. Некоторые вещи не менялись ни через год, ни через десять лет. Каччан всегда был таким — никогда не просил помощи и со всеми проблемами предпочитал разбираться в одиночку. Даже странно немного, что он вдруг обратился к Токоями.

Изуку с задумчивым видом кинул взгляд на усеянный различными предметами потолок, задаваясь вопросом, как эти двое вообще смогли познакомиться друг с другом. Да и разве факультет черной магии не учился в вечернее и ночное время?

К утру следующего дня его проклятие дало новый виток. Изуку это заметил, когда во время пробуждения ударился головой о собственную люстру. Белые перчатки все еще были на его ладонях, однако, изменения гравитации они похоже уже не останавливали.

***

С наступлением темноты Изуку аккуратно выскользнул из своей комнаты, стараясь не шуметь понапрасну, чтобы не разбудить других. Весь день прошел для него как в тумане, и он все никак не мог унять ненужное волнение. И все рассуждал о том, что будет, если Токоями ошибься и это проклятие останется у них навсегда.

Ночью коридор огненного факультета выглядел совсем иначе, нежели при свете дня. Длинный тоннель в потемках казался бесконечным, словно лабиринт, что играет со своим путником, пока тот не сходит с ума в самом конце.

Или в самом конце идет встреча с минотавром?

Дверь Бакуго ничем отличалась от других дверей на этом этаже. Но Изуку знал, что если минотавр и обитает где-либо в их школе, то только в этой двери, которая таила в себе неизведанные чужие тайны.

Изуку подозревал о свойствах проклятия. Оно принимало вид того, чего его носитель опасался больше всего. Он и до этого проклятия знал о своих страхах — знал, что боялся причинить вред своим друзьям и потерять весь опыт, который он приобрел в академии.

Боялся никогда не исполнить свою мечту.

И остаться навсегда позади.

Дверь с тихим скрипом открылась. Внутри было подозрительно темно и тихо — Изуку даже не сразу заприметил Бакуго. Тот стоял лицом к открытому настежь окну, и, казалось, даже не почувствовал постороннего. Изуку хотел окликнуть его, но случайно запнулся о какой-то тяжелый предмет на полу.

Этим предметом оказался огнетушитель.

Изуку недоуменно моргнул, а затем понял, что странным в этой комнате был не только огнетушитель. По всем вещам словно прошелся огненный тайфун — повсюду были видны пятна сажи, и ощутимо несло горелым. Изуку невольно сглотнул.

— Это ты хотел знать? — тихо спросил Бакуго, медленно поворачиваясь к нему. — Из-за этого чертового проклятия моя магия совершенно вышла из-под контроля. Теперь я, блядь, не лучше любого из Деку. А чтобы его разрушить, мне нужен именно ты, и это тоже, пиздец, как бесит.

Бакуго кричал, но в его голосе не было злости. Скорее бессилие. Изуку хорошо знал это чувство. Именно так и ощущают себя потомственные волшебники, в чьих жилах не течет магия.

Изуку никому не пожелал бы испытать это чувство разочарования — разочарования во всем мире и, особенно, в самом себе. Даже Каччану.

Тем более Каччану.

Изуку внимательно посмотрел в чужие злые глаза.

— Тогда мы вернем ее, твою магию. И все снова станет как раньше.

Бакуго недовольно фыркнул, но все же сделал пару шагов по направлению к Изуку. Не сильно толкнул его плечом. — Пошли.

— Что? Куда?

— Из этого чертового окна не видно луны. Поэтому я и выбрал эту комнату.

Бакуго вышел из комнаты, и Изуку поспешил его нагнать. Коридор академии встретил их прохладным ночным воздухом.

Изуку все никак не мог выбросить эти слова друга детства из своей головы.

«Выбрал комнату, потому что не видно луны?»

Он не понимал, что это должно означать. Каччан точно не являлся оборотнем или другим магическим существом. Тогда какую роль здесь играла луна?

Каччан остановился посреди развилки коридора, прямо напротив большого окна. Голубой свет луны мягко ложился на его плечи. И Изуку только сейчас осознал, что до сих пор он и понятия не имел, каким именно образом луна должна снять с них проклятие.

— Давай сюда, — почти спокойно проворчал Бакуго.

Изуку с удивлением посмотрел на его профиль.

— Что дать?

Бакуго раздраженно вздохнул.

— Руку свою давай.

— А... — не успел Изуку ответить, как Бакуго насильно схватил его за руку. Сжимая намного сильнее, чем нужно было. Изуку едва мог пошевелить пальцами в этой хватке.

Бакуго с крайне злобным видом упрямо смотрел окно.

— Проклятие должно быть соединено. Иначе оно, блядь, не снимется. Твою мать, че за гребанные правила...

На секунду Изуку показалось, что в голосе Бакуго мелькнула некоторая неуверенность.

Честно говоря, Изуку и самого немало смущала вся эта ситуация. Но видеть такого Бакуго было... необычно. Это определено было чем-то новым.

— Мне кажется, в этих правилах нет ничего такого, — пробормотал Изуку скорее для самого себя.

Бакуго в резком возмущении повернул к нему голову.

— Так ты еще и не против?!

— Нет, только не сжимай руку так сильно, пожалуйста.

Бакуго самодовольно хмыкнул, но все же немного разжал руку. Изуку довольно пошевелил пальцами.

Теперь рукопожатие ощущалось немного иначе. Более мягко. Изуку в удивлении опустил взгляд на их переплетенные руки. До этого он никогда и не подозревал, что опасные руки Каччана могут быть такими мягкими.

Ему хотелось сказать это вслух.

— Знаешь, твои...

Внезапно все вокруг поглотила чернота. Изуку беспомощно открывал и закрывал глаза, но темнота и не думала пропадать.
Стало холодно, жутко холодно, как будто он вышел зимой на улицу в одной футболке и домашних тапках. Он хотел было обхватить руками свои плечи, как заметил это.

Каччана не было.

Просто не было — как будто он взял и растворился так, как раскрошилась рукоятка меча в руке Изуку накануне.

Изуку закричал.

Его горло не издавало ни звука.

Он в бессильном страхе сжал руки в кулаки.

В темноте.

— Идиот, не поджигай меня.

Изуку удивленно распахнул глаза, Каччан стоял рядом с ним. Оказывается, они все еще держались за руки, и от кожи Каччана исходило не яркое холодное свечение.

Изуку улыбнулся с явным облегчением.

— Дерьмовая штука, — прошипел Бакуго. — Остаточное действие от проклятия. Галлюцинация.

Он брезгливо дернул плечом. Изуку с любопытством склонил свою голову набок.

— Оно не действует на тебя?

— Действует, но не так сильно, как на тебя, сыкло.

Изуку снова опустил взгляд на их переплетенные руки и только сейчас обратил внимание, что Каччан не просто светился, он светился светло-фиолетовым пламенем.

Вовсе не огненным, как обычно. Это совсем иной вид магии.
Внезапно все в сознании Изуку встало по своим местам. Он почти прошептал это.

— Погоди, Каччан, так ты некромант?

Бакуго не ответил. Лишь отвернулся в противоположную сторону, хотя там была лишь пустая чернота.

Изуку не мог поверить, что он за все годы их знакомства этого не заметил. К тому же...

— Тогда почему? — он и вправду не понимал. — Ты ведь можешь учиться сразу на двух специальностях, как Тодороки...

Бакуго вдруг взорвался.

— Не смей меня равнять с этим убогим Двумордым! Я не ебучий темный маг. И нахера мне мертвецы? Раз они умерли, значит, они были слабаками.

Изуку улыбнулся.

— Каччан, я думаю, это не так работает.

— Плевать мне, как это работает, — фыркнул Бакуго. — И луна бесит тоже, надоело ходить из-за нее по ночам. Как Дерьмоволосый уже ей богу!

Изуку не смог сдержать свой смех. Бакуго взорвался моментально, разворачиваясь к Изуку впритык и чуть ли не сталкиваясь с ним лбом.

— Чего ты ржешь?

— Нет, правда, ничего такого, — Изуку усмехнулся. На душе у него было удивительно легко. — Ты никогда не рассказывал мне так много о себе.

— Я и не тебе это говорил, тормоз. Ты просто вечно валяешься у меня под ногами.

— Ладно.

Темнота перед их глазами замерцала, и сквозь нее понемногу начала просвечиваться реальность. Бакуго тихо прошипел:

— И зачем нужно было так орать до этого? Идиот.

— Я испугался, что ты исчезнешь из-за воздействия моего проклятия, — все же признался Изуку, смущенно опустив голову. Теперь он понимал, что повел себя, как ребенок.

— Это невозможно, — буркнул Бакуго. — Проклятия действуют только на дорогие тебе вещи...

Он замолк, а Изуку в смущении отвернулся.

Темнота перед ними окончательно пропала. Вернулось тепло.
Бакуго вырвал свою руку и отскочил от Изуку сразу на пару шагов.

— Ты! Держись от меня подальше, понял?

— Каччан, подожди.

Бакуго настороженно прожигал его глазами. Изуку нужно было сказать сразу так много, что он поневоле терялся. Ему хотелось снова повторить подобный вечер. Он неуверенно запустил руку в волосы.

— Если тебе нужна будет компания, — начал он робко. — Имею в виду, в следующее полнолуние... можешь разбудить меня.

Изуку поднял взгляд, лицо Бакуго было нечитаемо.

— Отлично! — наконец рявкнул он. — Тогда я еще сто раз заставлю тебя пожалеть об этих словах, Деку.

Он развернулся и исчез во тьме коридора.

Изуку широко улыбнулся, сжав руку в кулак и перекатываясь с пятки на пятку.

В ладони защекотало незнакомое тепло и, когда он разжал руку, то с удивлением обнаружил, что небольшой огонек весело потрескивал в его ладони.

Теперь он не Деку, но...

Пожалуй, он не против, побыть Деку еще немного.

@темы: Чужой пейринг, Бакуго/Киришима, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория

---

Бакуго/Мидория: миди «Апокалипсис»

[KatsuDeku Team]

Название: Апокалипсис
Автор:  KatsuDeku Team
Бета:  KatsuDeku Team
Пейринг, персонажи: Бакуго Кацуки/Мидория Изуку
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: ангст, повседневность
Размер: миди, ~8000 слов
Краткое содержание: Деку думает, что прав. Кацуки не думает вообще. Все как у людей, а завтра никогда не наступит.
Предупреждения: пост-канон; не ООС, а ООСИЩЕ; нецензурная лексика; много чувств, сумбур, сюжета нет;

***
Кацуки узнает обо всем случайно.

С ним вечно это происходит — чертовы откровения настигают тогда, когда он меньше всего к ним готов. Вот и сейчас, после выматывающего двухдневного выкуривания преступников из захваченного здания, новости на ноутбуке бьют по больному, словно кто-то специально поместил видеоролик прямо посреди страницы.

Кацуки смотрит на картинку, на секунду прислушиваясь к себе, а затем прищуривается и запускает, надевая на запястья фиксаторы и берясь за бинты. Все равно лимит злости за двое суток ебучей свистопляски с заложниками и переговорами исчерпан настолько, что зацепить его сейчас сможет разве что конец света.

На записи очередной идиотской передачи задрот неловко поправляет официальный костюм и постоянно приглаживает торчащие волосы. У него забинтована шея под самую челюсть, а поверх повязан стремный шарф — только по этой причине Кацуки не выключает сразу. Деку расспрашивают о какой-то чуши вроде любимой еды и увлечений, и это почти убаюкивает — ничего нового, как будто Кацуки чего-то из этого не знает.

А потом интервьюер вдруг откашливается и насмешливо спрашивает: «Всем любопытно, есть ли в вашем сердце место для кого-то еще, кроме героики?»

Кацуки напрягается и сжимает зубы, замирая с бинтом в руках. Выключать уже поздно.

Деку улыбается, отводит глаза и смущенно краснеет. Ерзает на стуле. А потом заминается и отвечает: «Есть, давно».

Кацуки одной рукой дергает ноутбук на себя, проматывает на начало и всматривается — веснушки почти исчезают на красном лице, Деку чешет голову и смеется. Будто бы даже омерзительно довольно.

Сладкий запах нитроглицерина растекается в воздухе, бинты в руке намокают, противно сжимается горло. Внутренности болезненно скручивает от невольного воспоминания. Кацуки пытается избавиться от него уже три года, и все они идут насмарку из-за одной минуты сраного видео, потому что чертов Деку впервые прямо отвечает на вопрос о личной жизни.

И блядски при этом краснеет.

Ведет себя совсем иначе, чем тогда, когда пьяный Кацуки полез к нему на выпускном. Он до сих пор помнит — и выражение испуга на побледневшем лице, и ладонь, упершуюся по центру груди, обжигающую не хуже огня, и твердое: «Каччан, не надо…»

Лучше бы забыл. Если бы мог.

Тогда Кацуки отодвинулся, отрывисто кивнул, незаметно сжимая кулаки, помолчал и ушел. Реакция задрота была простой и понятной, очевидно предсказуемой. Никто в здравом уме не захотел бы завязывать с ним отношения после десяти лет мудацкого недопонимания. И не важно, что последние два года до выпуска Кацуки старался все исправить. По-своему, как умел: не цеплялся, заставляя себя наблюдать за другими, держал в узде рвущуюся наружу злость, даже в чем-то копировал поведение Киришимы, пытаясь «быть дружелюбным». У него, конечно, нихрена не получалось, но он не считал это большой проблемой — если задрот терпел его таким, как раньше, не сбегая, то и сейчас не должен был.

Так он думал. Как выяснилось, он ошибался.

Позднее он много раз пытался понять, как все до этого дошло. Просто жизнь шла своим чередом, продолжая бить его по морде, Лига не оставляла попыток добраться до героев, мир жил своей жизнью, и Деку становился все сильнее, а потом в какой-то момент Кацуки понял, что целиком проебался. Неожиданно — особенно для себя.

Возможно, тогда, когда заметил, как чертова Урарака смотрит на задрота, пока тот не видит. Смущенно, восхищенно и совершенно влюбленно, черт возьми — и только идиот вроде Деку мог этого не увидеть.

Или когда задрот начал ему сниться — в идиотских и бессмысленных снах, в которых попеременно то терся рядом, нагло прикасаясь и смотря этим своим взглядом, то подыхал в худших из возможных вариаций, после которых Кацуки просыпался в холодном поту. Последнее было совсем не удивительно — на совместных стажировках, которые им прописывала Юэй в качестве лекарства для командной работы, Деку часто загораживал его собой, глупо подставляясь и влезая под руку, чем бесил до одури. И пугал не меньше.

Или когда Кацуки начал обращать внимание на чужие прикосновения. Круглолицая, двумордый, очкарик, дерьмоволосый и остальные просто трогали Деку — обнимали за шею, толкали, тянули за собой, шли рядом, касаясь локтями, сражались спиной к спине и сидели вместе в столовке, прижимаясь коленями и плечами. И это почему-то раздражало — каждый гребаный раз, когда Кацуки успевал себя на этом поймать.

Почему раздражало — до него тоже не сразу дошло. А когда дошло, было уже поздно.

В итоге все закончилось хреново именно на выпускной поездке.

Времени было слишком мало, а алкоголя и Деку вокруг — чересчур много. По воле издевательской случайности все разбежались сразу после общей фотографии, и на пляже оказались только они вдвоем.

Морской ветер трепал волосы на кудрявой макушке, и загоревший, осыпанный веснушками улыбчивый Деку притягивал взгляд. Тогда Кацуки весь день казалось, что на него смотрят все вокруг. Замечают, чувствуют этот задротский слепящий свет, перебивающий собой оранжевый закат.

Соленый воздух пропитался ощущением свободы и вседозволенности — школа закончилась, экзамены оставались позади, впереди переливалось красками глянцевое геройское будущее, а Деку сидел на большом камне, задумчиво болтая ногами над водой, и в косых лучах заходящего солнца тоже окрашивался в теплые летние цвета.

Позднее Кацуки несколько раз прокручивал этот момент в голове, пытаясь разобраться, какого черта тогда вообще произошло, и что его дернуло сотворить такую херню. Но тогда он просто полез, не разбираясь, потому что засмотрелся, как последний идиот. И потому что очень хотел что-то сделать — хотя бы прикоснуться напоследок, не задумываясь над тем, что будет дальше, когда-нибудь потом, не в этом мгновении его — их — учебного триумфа.

А Деку его послал.

Очень осторожно и аккуратно, до оскомины вежливо, даже тактично. Кацуки бы так не смог. Он твердо оттолкнул его и начал испуганно бубнить какую-то чушь. Как будто для того, чтобы по-настоящему напугать его хоть раз за все эти годы, Кацуки надо было попытаться его поцеловать.

Все оказалось просто, отрезвляюще четко и ясно. Нет значит нет, иди нахуй, Кацуки, ты все неправильно понял. Все эти взгляды украдкой и приставучее восхищение, граничащая с одержимостью слежка и «ты был для меня ближе, чем Всемогущий» не равны интересу. Они вообще ничему не равны.

«Каччан, я не понимаю, зачем ты так со мной поступаешь. Я хотел стать тебе нормальным другом…»

И, возможно, превзойти, да? Ничего больше.

А Кацуки по окончании школы захотел всего. Неожиданно даже для себя, не спрашивая его мнения, почему-то будучи уверенным, что задрот — привычный Деку, постоянно ошивающийся где-то рядом, сующий нос в его жизнь и искренне восторгающийся каждой связанной с ним ерундой — обязательно согласится.

Как он мог отказать?

Протяни руку и возьми то, что предлагают тебе на блюдечке — так Кацуки думал.

После выпускного они оба были слишком заняты, пробивая себе путь в конкуренции героев, и больше он не возвращался к этой теме, не собираясь уточнять дважды. Наверное, задрот посмеялся над ним про себя. Каччан то, Каччан это, Каччан идиот, влюбившийся в объект собственных издевательств. В слабака Деку, который был пылью у дороги. Как, блять, смешно. Кацуки бы тоже посмеялся — если бы его не выворачивало наизнанку, словно от какой-то омерзительной причуды.

Тот случай ощущался чем-то фатальным. Как потеря рук или ног, как смертельный прыжок со скалы на выступающие камни, как конец всего, после которого уже не будет как раньше. Неожиданный, и оттого еще более болезненный.

Все должно было быть не так, но в жизни редко что-то происходит, как задумано, особенно если идет вразрез с планами задрота. Вот, что Кацуки стоило усвоить за время учебы в Юэй — а не то, какого странного оттенка у блядского Деку глаза, как постепенно ломается его звонкий голос, и как ярко выделяются шрамы на руках под горячей водой в душевой.

И вот теперь, спустя три года, тот смущенно улыбается и говорит, что у него есть кто-то особенный. Давно. Три года совсем не срок, а это значит только одно: у Деку уже тогда кто-то был, и он просто не посчитал нужным ему об этом сказать. Может, не счел достойным хранить эту тайну — в самом деле, неужели это серьезнее, чем передача «одного за всех»? И Кацуки должно быть все равно, совершенно наплевать, хотя бы ради ошметков гордости, которую он восстанавливал все это время, но…

Он с остервенением затягивает бинты, захлопывает ноутбук и цепляет со стула джинсы. В голове сплошная каша из проклятых неконтролируемых эмоций, а сердце горит так, словно сейчас прожжет дыру в груди и выпадет на пол куском обугленного мяса.

На задний план отходит все — усталость, боль в руках и боку, царапины и ссадины, собственные трехлетние прятки. Все отступает под наплывом ярости и осознания, что задрот, оказывается, не асексуален, не заинтересован только в героике и Всемогущем, не предназначен миру, и хрен знает что еще, что Кацуки там успел себе выдумать, пока пытался справиться с похожей на болезнь зависимостью.

Когда он выскакивает на улицу, в голове бьется только одно.

Кто это, черт побери?

***
Незнакомая серая пятиэтажка приветливо светится окнами в вечернем прохладном сумраке. Кацуки тут раньше не был, но узнает ее сразу — видел на фотографиях и картах, помнил адрес наизусть, не собираясь пользоваться. Иначе у него не получилось — просто расположение последней съемной квартиры задрота осело в его дурацкой хорошей памяти заодно с маршрутами патрулирования, стратегией боя, знаниями о преступниках, планами мероприятий и интервью. Вместе со всей жизненно важной информацией — осело и закрепилось, как цепкий паразит.

Номер квартиры ему тоже известен. Потому что Кацуки гребаный слабак.

Как быстро они поменялись местами, что это он теперь наблюдает за Деку издалека?

После короткого звонка дверь долго не открывается, и Кацуки еле сдерживается, чтобы не стукнуть по крашеному дереву ногой. Стекляшка глазка вызывающе блестит, он рассматривает ее, нахмурившись и убрав руки в карманы. Ему не от кого тут прятаться и нечего больше прятать — все на виду, как есть.

Раздается тихий щелчок замка.

— Каччан? Что ты здесь делаешь?

У Деку хриплый сонный голос, светлую щеку расчерчивает след от подушки, от скулы и почти до подбородка. Домашняя белая футболка задрана и измята так, что видно полоску кожи над шортами. Он растерянно щурится на свет коридорного фонаря, выглядывая из темного дверного проема и вцепившись в ручку. Шея все еще плотно замотана — значит, интервью было совсем свежее.

Зря он сорвался. Кацуки вдруг чувствует себя конченым, больным психопатом, настоящим сталкером — притащился поздним вечером, непонятно зачем, к задроту, с которым они не виделись уже черт знает сколько времени, и которому давно на него плевать.

Или нет? И на кого тогда — не плевать?

Жгучая, больше похожая на обиду ярость шепчет в затылок, горячей волной подкатывает к горлу, мешая дышать. Деку поднимает взгляд и встречается с ним глазами. Видимо, у Кацуки на лице что-то написано, потому что с него разом слетает вся сонливость. Он подбирается и сглатывает, выпрямляясь, почти нервно оправляет футболку и быстро облизывает губы, оставляя на них влажный, притягивающий внимание блеск. Тушуется. В зеленых глазах на секунду мелькает что-то непонятное — то ли сожаление, то ли неприязнь, то ли хрен знает что еще.

Становится так тихо, что слышно, как над их головами бьется об лампочку крупный мотылек. Недолго, но упрямо — пока не обжигается и не падает вниз, снова взлетая, чтобы повторить. Задней частью сознания Кацуки хочется его прихлопнуть, чтобы не мучился.

Кацуки хочет спросить, почему. И, самое главное — кто. Хотя Деку, вообще-то, совсем не обязан ему отвечать.

Кацуки хочет разбить ему лицо, чтобы на кулаках осталась темная кровь. На самом деле — чтобы у него от Деку хоть что-нибудь осталось, но эту мысль он злобно заталкивает поглубже.

Кацуки толкает его раскрытой ладонью в грудь, заходя в квартиру следом, и тот почему-то не сопротивляется, все равно отступая спиной — будто ожидая нападения, стоит ему только отвернуться.

Конечно. Чего еще ему от него ждать?

Им нужно поговорить, Кацуки должен сказать хоть что-то с того самого раза, но слова застревают в горле, и он только прикрывает за собой дверь, прислоняясь спиной и отрезая спасительную полосу света. Скрещивает руки, упираясь взглядом куда-то в быстро вздымающуюся чужую грудь. И молчит.

На белой футболке у Деку очередная дурацкая надпись: «Рубашка». Это позволяет немного отвлечься. У задрота их не меньше двадцати — таких идиотских, Кацуки в курсе. Это уже почти фансервис, о котором знает каждый, кто хоть немного знаком с биографией героя Деку. Фанатки скупают подделки толпами.

А Кацуки не фанатка. Просто слабак.

Деку тоже не торопится заводить разговор — шаркает тапком, быстро и неглубоко дыша, хватает себя за локоть другой руки, словно защищаясь. В темной тишине коридора гулко отдается каждый шорох, прямо по натянутым нервам.

— Зачем ты пришел, Каччан? — наконец, спрашивает Деку, делая паузу. — Мы давно не виделись. У тебя что-то случилось?

Почему-то он даже не интересуется, откуда у него его адрес. Кацуки хочет ответить, что это он с ним случился, как гребаный апокалипсис, и вся его жизнь пошла кувырком, причем явно не сегодня, а уже очень, очень давно.

Потому что вместо простого и правильного стремления стать лучшим во всем героем круче Всемогущего, он начал думать о всякой бесполезной херне, и большая ее часть — это чертов кудрявый Деку со своим голосом, идиотскими привычками, желанием всем помогать и мировоззрением воинственного хиппи. Деку, разрастающийся внутри него со скоростью, которой позавидовал бы любой смертоносный вирус — с той самой улыбкой и теориями обо всем на свете, жуткими шрамами и загадочной причудой. С веснушками и дебильно огромными сияющими глазами.

Деку, которого больше нет рядом.

Кацуки даже сейчас хочется вырвать себе сердце и взорвать, чтобы наверняка. Чтобы перестало постоянно жечь и болеть, чтобы все вернулось туда — к началу, когда было простым и понятным, когда мир еще не превратился в ад, окрасившись в ядовитый зеленый.

Потому что вместо общих героических сводок новостей — подписка на тег «Деку» во всех соцсетях.

Потому что вместо согласия на любую работу ради популярности, как делают все начинающие герои — игнорирование всех мероприятий, где они могут случайно пересечься.

Потому что вместо нормального общения у Кацуки есть только Киришима и Каминари с их понимающими взглядами, когда он в очередной раз переключает телевизор на новостной канал, невольно высматривая зеленый костюм. И когда жестко отказывается от сотрудничества с топовыми про, потому что Деку находится в том же городе.

Потому что вместо отношений и близости хоть с кем-то — изматывающие тренировки до изнеможения, работа и энергетики, химический вкус которых на языке уже давно стал нормой.

Кацуки чувствует, как вместе с правильной мотивацией постепенно потерял себя, растворившись в этих непонятных, больных чувствах, которые со временем никуда не уходят, и его это страшно бесит.

Деку — его бесит. Деку — его самая большая блядская проблема еще с детства.

Он скрипит зубами, стискивая пальцами локти, и смотрит исподлобья. Задрот совсем рядом, близко, в зоне поражения, можно дотянуться ударом, чтобы выбить из него все дерьмо и облегчить ненадолго бушующую внутри бурю.

А можно попытаться поцеловать, как тогда. Еще раз, для верности, чтобы сделать все гораздо, гораздо хуже для Кацуки и его расползающейся психики.

Кацуки по жизни очень любит делать все хуже.

В тесном коридоре совсем мало места, а между ними и того меньше, но если бы Деку захотел, ему бы хватило скорости увернуться. Хватило места и сил, чего угодно, даже эффект неожиданности не сыграл бы роли. Кацуки хватает его за футболку и дергает на себя, подаваясь вперед — отчаянно и зло, как в драке, только вместо кулака использует собственный рот. Они сталкиваются зубами, солоноватый привкус крови оседает на языке, но Кацуки все равно. Он зажмуривается и не отпускает, второй рукой обхватывая Деку за шею, как в захвате, и целует — прямиком во влажные искусанные губы.

Задрот так напряжен, что напоминает неповоротливую деревяшку, но в этот раз совсем не сопротивляется и не упирается повисшими по бокам руками, наверняка снова предпочитая переждать, пока он успокоится.

Как с бешеной собакой — без резких движений. А потом, по возможности, пристрелить и долго лечиться, чтобы не стать таким же.

Кацуки не открывает глаза, чтобы не видеть виноватое отвращение на его лице. Так ему кажется, оно точно должно там быть, никак иначе — он ведь опять все запорол, навязывая свои желания, свою точку зрения, себя.

В груди горячо пульсирует сердце, сбиваясь с ритма и подпрыгивая до горла. Кацуки застывает на месте, прижимаясь губами и продолжая стискивать во вспотевшей ладони ткань футболки. Это даже нельзя назвать поцелуем — они просто соприкасаются сомкнутыми губами.

За шумом в ушах ничего не слышно, зато отлично чувствуется, какой Деку сонно теплый — грудь под футболкой и шея под рукой. От него приятно пахнет кондиционером для белья, шампунем и чем-то неуловимо привычным, декувским. Раньше, когда-то давно, Кацуки этот запах не выносил, стараясь не задумываться, каким образом вообще отличает его от всех остальных, а теперь задыхается, вдохнув сразу слишком много.

Как наркоман, припадающий к дозе мимолетного удовольствия, которое однажды точно его убьет.

Где-то сбоку, на кухне, начинают оглушающе громко тикать часы. Кацуки отстраняется, не отпуская из захвата чужую шею, собирает себя в кучу и заглядывает в лицо, надеясь, что не выглядит совсем невменяемо. Внутри пустотой разрастается неуверенность — взгляд у Деку очень серьезный, хоть и расфокусированный. В темноте зелень его глаз чернеет безнадежностью, и Кацуки весь ощетинивается, готовясь к чему угодно. Словно почувствовав что-то, Деку аккуратно высвобождается и отодвигается — сначала на шаг, а потом, замерев на секунду, и еще на один, пока не упирается спиной в конец коридора.

Кацуки кажется, что в его глазах мелькает что-то еще. Или темнота играет с ним злую шутку.

— Зачем ты это сделал, Каччан?

Голос Деку совсем не дрожит, в нем даже слышится мягкий, совершенно идиотский и неуместный укор. Так мог бы разговаривать учитель с нерадивым учеником, или строгий родитель — с непослушным ребенком.

Кацуки сжимает кулаки.

— Я пришел узнать, почему.

Деку удивленно наклоняет голову набок и переспрашивает:

— Что? О чем ты?

— Твое поведение в школе, будто тебе, черт возьми, не плевать. И потом, до самого выпуска, какого хрена ты просто… — Кацуки рычит, раздражая сам себя больше, чем когда-либо. Он даже говорить не может нормально, мысли растекаются, как вода сквозь пальцы. — Интервью. Этот твой… особенный человек. Кто это?

Даже в темноте видно, как Деку вздрагивает, мгновенно соображая.

— Оно было для не очень популярного шоу. Мы не обсуждали вопросы заранее, и я не думал, что это может кто-нибудь…

— Деку. — Кацуки поджимает губы. — Скажи, черт возьми, кто это?

— Зачем тебе это, Каччан? Какая вообще разница? — Деку хмурится и обхватывает себя руками. — Что ты будешь делать, если я скажу? Что это изменит? Это моя жизнь, и…

Он замолкает.

«…и ты мне никто» — заканчивает про себя Кацуки. Молчит, снова складывая руки на груди — их нужно куда-то деть, пока они не начали дымиться, насущная проблема немного помогает удержаться от необдуманных действий. Деку выводит его из себя, заставляя нервничать, выдергивает из привычного равновесия, не прилагая ни капли усилий. Рядом с ним всегда хреновее некуда, и поганый самоконтроль окончательно рушится, как карточный домик от сильного урагана.

Но без него — еще хуже.

Кацуки выучил это за три года беспомощного наблюдения. И обычный ураган превращается в апокалипсис, уничтожающий все живое на своем пути. Заставляющий подыхать от боли и совершать идиотские поступки, словно блядский Деку хозяйничает в его собственной голове.

— Хочу знать, из-за кого тогда… На выпускном.

Деку застывает живой статуей.

— Ты это помнишь?

Кацуки цыкает. Диалог дается ему с трудом, сейчас встряхнуть его и наорать хочется как никогда сильно. И сделать что-нибудь еще, гораздо менее безобидное и невероятно тупое.

— Почему ты… — Нужные слова никак не находятся, и Кацуки делает паузу. Смотрит зло и прямо, чувствуя, как по позвоночнику бегут электрические разряды злости. Ну же, какого хрена.

—…мне отказал? — наконец, выплевывает он.

Все это начинает напоминать какую-то дешевую драму, поэтому Кацуки разворачивается, хватаясь за ручку. Пока еще может убраться отсюда, пока не натворил чего-нибудь по-настоящему мерзкого. Задрот просто издевается, он не может так очевидно тупить и не понимать, Кацуки лучше всех знает цену его хваленым мозгам. Деку отлично разбирается в людях, чувствах и всем этом прочем социальном дерьме, в котором сам Кацуки до отвращения плох.

— Потому что это неправильно, — веско роняет Деку, будто это должно все объяснить. — Мы герои, и я не хочу портить…

Он сбивается и хмурится.

— Каччан, просто… У меня уже есть особенный человек. И я хочу, чтобы он был счастлив. Вот и все.

Деку сглатывает и отводит взгляд. Нервно чешет затылок, закрывая рот рукой — наверное, чтобы не сказать что-нибудь еще. Что-нибудь лишнее и еще более неприятное. И болезненно морщится, как будто проглотил лимон или в очередной раз сломал себе что-нибудь — видимо, жалеет, что ему приходится тратить на него свое время.

Но Кацуки и так хватает — прошибает импульсом до самых пальцев ног, словно в голову с размаху вонзили металлический прут. И он разбивается, лопается, разлетаясь мелкими кровавыми осколками, как чертова стеклянная капля.

Дверь за ним хлопает оглушительно громко — кажется, задрот что-то кричит в спину, выскакивая следом, но за шумом взрыва, которым Кацуки отталкивается от асфальта, ничего не слышно. В груди бушует пожар, засасывающий в себя остатки здравого смысла, и сейчас ему плевать даже на то, что при себе нет геройской лицензии — просто нужно срочно уйти, сбежать от себя, из этого проклятого места, от этого проклятого Деку.

От Деку, у которого давно кто-то есть.

Как будто он не знал этого раньше. Как будто это стало реальностью только сейчас — после того, как услышал лично.

Кацуки даже не помнит, как добирается по темным улицам домой — все смешивается во внутреннем смерче. Ворвавшись в квартиру, он первым порывом ломает розетку у телевизора, сжигая ладонью, и чуть не уничтожает ноутбук. Здравый смысл перевешивает, и он вовремя останавливается, выдыхая. Отвратительно дрожащими руками отписывается от всего сразу — от новостных каналов, от тегов в соцсетях, от всего, что может напомнить.

Скорее.

Так избавляются от улик при убийстве, а он торопится уничтожить то, что отравляет его существование. Трусливо бежит без оглядки, пока еще жив, пока еще можно отсечь от себя заразу — вместе с тем куском мяса, которое заставляет его все это чувствовать.

На следующее утро секретарь в офисе вскользь сетует о том, что герой Деку внезапно перевелся в другой город: «Какая жалость, такой потенциал и популярность в таком юном возрасте! Вы, вроде, учились вместе, Бакуго-сан?»

Кацуки не отвечает.

Следующие три года он собирается по кускам, пытаясь доказать себе, что мир не вращается вокруг чертового задрота.

***
По плечам костюмной куртки начинают барабанить капли и скатываются вниз, пачкая темными кляксами подрагивающую бетонную крошку под ногами. Погода третий день стоит немилосердно паршивая — дожди льют, не переставая, будто собираясь затопить собой всю Японию. Холодно, и совсем нет ветра, чтобы разогнать тучи.

Они с Киришимой уже третий час шатаются по огромной стройке и никак не могут найти искусственный источник землетрясения, отбиваясь от нападок очередной мелкой банды, которой не дают покоя лавры Лиги.

У Кацуки от всего этого першит в горле и противно ноют недавно замененные суставы запястий — врач говорит, что это не пройдет, пока он не ляжет на нормальную реабилитацию, давая рукам отдохнуть. Киришима, кажется, тоже иногда втирает ему что-то похожее, особенно на совместных заданиях, как сейчас, когда Кацуки не может просто свалить куда-нибудь или бросить трубку.

У него нет времени отдыхать. Ублюдки никогда не заканчиваются, продолжая совершать преступления, на свет выползают все новые уроды со странными причудами, и кто-то начинает снова клепать Ному, видимо откопав волшебный рецепт создания мощных монстров. С каждым годом становится все сложнее. Кацуки так и отвечает — и врачу, и Киришиме с Каминари, и родителям, старательно убеждая в этом себя. На самом деле просто иначе приходится чем-то заниматься, не заглядывая в интернет, на билборды, в магазины и телевизор. И появляется время, чтобы вспомнить о болезненно засевшем в голове гвозде, который так никуда и не делся.

Кацуки про-герой. Он работает, надирая задницы плохим парням. Ему всего двадцать четыре, но он уже в топе.

Как и…

Стоит только немного поднажать, и его шестое место станет первым, осталось совсем немного. Что он будет делать потом — Кацуки не задумывается. Задумываться над всякой ерундой вообще не его профиль, особенно сейчас, когда все более-менее стало налаживаться. По крайней мере, он снова чувствует себя живым, хоть это и смахивает на Франкенштейна.

Киришима рядом отбивает летящий в них большой камень и печально вздыхает, привлекая внимание:

— Бакуго, ну пожалуйста, не бросай меня, как Каминари!

Слева из развалин крошечного магазина выпрыгивает похожее на паука нечто, и Кацуки встречает его слепящим взрывом, с размаху впечатывая второй кулак туда, где должно быть солнечное сплетение. «Паук» громко хрипит и оседает, капая ядовитой желтой слюной на наруч. Кацуки морщится, отбрасывая его в сторону, и прицеливается в следующего, уже вполне обычного противника. Направленный взрыв выбивает из стены рядом с ним крупную крошку, и тот падает, оглушенный.

— Ну Ба-акуго! — тянет Киришима, толкая его плечом.

— Отъебись! Сейчас не время! — выкрикивает Кацуки, встряхивая руками.

Запястья начинает простреливать болью, и он туже затягивает вшитую поддержку. Чертовы дожди.

— А потом ты опять свалишь и не будешь брать трубку, — обиженно бурчит Киришима.

Кацуки на секунду оборачивается, чтобы бросить гневный взгляд, и тут же чуть не пропускает летящий в лицо булыжник.

— Да где этот ебучий каменщик засел?! — орет он, успевая уклониться. — Это что, второй Цементос? Киришима, блять, займись уже делом! Не пойду я на эту сраную встречу выпускников!

— Тебе нужно развеяться.

Тот со скрежетом выламывает торчащую сбоку арматуру, поэтому выходит натужно и почти угрожающе. В совокупности с большим ростом и оскаленной зубастой пастью в наморднике впечатлило бы кого угодно, только не Кацуки.

— Нахрен ты туда так рвешься?

— Погоди, сейчас… — Киришима, наконец, доламывает металл, вручает ему и указывает на недостроенное здание слева. — Четвертый этаж, гора камней в окне — наш каменщик. Я его вижу, но не доброшу.

Кацуки взвешивает арматуру в руке, перехватывает поудобнее на манер копья и швыряет, придавая ускорение взрывом. Арматура попадает в цель, и все чертово землетрясение вокруг наконец-то заканчивается.

— Как меня достали эти ребята… Он, что, один тут все тряс? — удивляется Киришима, присвистывая. Потом стирает с лица пыль и облегченно опирается на его плечо, подволакивая ногу. — А на встрече будет весело, точно говорю. Надо сходить.

— Тогда почему Пикачу тебя кинул, если там должно быть так весело? — рычит Кацуки, подхватывая его, и бегло осматривается, оценивая масштабы разрушений. Район нежилой, поэтому спасать тут особо некого, но они опять попортили блядскую частную собственность, и это грозит здоровенными убытками. А Кацуки — еще и очередным пятном на репутации.

— Я попросил тебя с этим помочь, так что готов взять на себя все расходы и проблемы, — быстро ориентируется Киришима, заметив его взгляд, и усмехается, — но ты пойдешь со мной на встречу, идет?

Кацуки сжимает зубы и хмуро кивает, соглашаясь.

С Каминари дело нечисто — Киришима так явно отказывается о нем говорить, что палится, но это он выяснит потом, если будет нужно.

Его все равно не бывает на этих встречах, Кацуки уже не раз проверял. Наверняка нет времени. Или просто настолько не хочет случайно увидеться после прошлого раза. Так что, какая разница — можно и сходить посмотреть на эти рожи в свой бесполезный выходной.

***
Встреча запланирована в их городе, поэтому до бара Кацуки добирается пешком — наперекор себе, погоде и Киришиме, который полчаса ныл ему в трубку, чтобы он надел официальный костюм. Кацуки терпеть не может костюмы и не понимает, какого черта надо выряжаться перед теми, кто почти ежедневно пашет в грязи точно так же, как и они, сидя в первой сотне героического топа. Поэтому джинсов и свитера для них более чем достаточно. Они и так видят его слишком часто, чтобы чему-то удивляться.

На улице пахнет дождем и какой-то лесной свежестью, что удивительно для их мегаполиса. Кацуки вдыхает полной грудью и медленно выдыхает, засунув руки в карманы легкого пальто. К вечеру в центре становится многолюдно, машины и люди снуют вокруг, не обращая на него внимания. Экраны на зданиях бесконечно крутят рекламу, подсвечивая серые окна.

Мимо проходит подросток в зеленой толстовке с длинными ушами на капюшоне. Взгляд за него цепляется случайно и прочно. Привычно. У Кацуки внутри даже ничего не дергается — тихо, как на пустоши.

Он больше не слабак.

Киришиму долго ждать не приходится. Тот сначала восторженно рассказывает о том, что Мина и Джиро точно придут, затем разочарованно нудит о костюме минут пять, пока они стоят на светофорах, и затыкается, только когда Кацуки снова метко спрашивает о Каминари.

— Давай не будем об этом, ладно? — мрачно отвечает Киришима. — Просто у него иногда очень тупые шутки.

— Как скажешь, — пожимает плечами Кацуки.

Эти двое не лезли к нему в душу последние три года, но он привык к тому, что они всегда вместе, словно сиамские близнецы.

На подходе к бару они встречают Джиро и Яойорозу, и Кацуки с легким удивлением отмечает, как обе изменились. Выросли, понимает он. Повзрослели. У Яойорозу на голове небрежный хвост, отличный от того, что она обычно носит, блистая на экранах и в интернете, а на носу — прозрачные дизайнерские очки. Она тепло улыбается, кутаясь в стильный пуловер, когда видит их, и по-деловому кивает.

Джиро все еще похожа на панка в длинной кожанке и черных драных джинсах, но теперь кажется гораздо более уверенной. Она хмыкает, нагло разглядывая Кацуки, и толкает плечом:

— Давно не виделись, Бакуго. Хорошо выглядишь.

Последние слова она выделяет. Кацуки криво усмехается:

— Ты тоже.

— Как ты? — Джиро тянет его за рукав, немного тормозя. — Трубку не берешь, на сообщения отвечаешь через раз, скотина…

На самом деле, виделись они где-то два года назад — на такой же встрече. И Джиро была единственной, кто точно выяснил, в чем его проблема. Не в самых лучших обстоятельствах, но и Кацуки тогда не мог похвастаться здоровой психикой. Она отнеслась к своему открытию на удивление спокойно, и, что самое важное — никому не рассказала, не делая из этого достояние общественности, за что Кацуки зауважал ее еще больше.

— В порядке, — отвечает он.

И понимает — действительно в порядке. Ему давно не снятся дурацкие сны, его не дергает от имени и атрибутики и совсем не хочется влезть в интернет, чтобы узнать что-нибудь о чертовом Деку. Больше не хочется вырвать себе сердце. Как будто отпустило — наконец-то.

Пока они раздеваются, в баре образуется странный ажиотаж, и приходится долго выяснять, где находится их зал. Их встречает Мина в окружении небольшой толпы, привлеченной ее запоминающейся внешностью — Пинки сложно не узнать. Киришима усиленно улыбается, демонстрируя всю свою знаменитую зубастость, на что Мина смеется, а официантки в упор не признают в нем Ред Райота, сразу восторженно переключаясь на подошедшую Яойорозу — ее-то лицо украшает сразу несколько известных марок косметики.

Этот фанатский балаган быстро надоедает, и Кацуки следует по никем не замеченному чопорному указателю, стоящему недалеко у входа — бумажная стойка со стрелкой и надписью «Встреча выпускников класса «А» академии Юэй» наверняка была идеей очкарика.

Нужная арка находится быстро. Кацуки жмурится, ныряя под полоски занавеси, и застывает на месте.

Все звуки глохнут, в голове становится пусто и гулко, как в воздушном шаре. Кажется, где-то в далеком научном мире это называется остановкой внутреннего диалога. Сердце вдруг ударяется о грудную клетку изнутри с таким оглушающим стуком, что Кацуки невольно вздрагивает. И тут же ощеривается — весь целиком, от головы до ног. Мурашки бегут по позвоночнику, волосы на загривке встают дыбом, руки потеют — тело реагирует на опасный раздражитель быстрее, чем зависший мозг.

В самом углу, на диванчике, в окружении очкарика и круглолицей, сидит Деку.

Чертов. Деку.

Которого он сразу узнал бы по чему угодно — по мелькнувшему фото, по запаху, голосу и жестам, даже по повороту головы. Ему достаточно доли секунды, чтобы понять, что под ногой внезапно оказалась пропасть.

Это похоже на взрыв, на разлом всей планеты разом — у Кацуки внутри все скручивается от резкого напряжения, и он будто издалека слышит скрип собственных зубов. Деку что-то говорит, улыбаясь Урараке и облокотившись на стол, но, заметив его, поднимает глаза и замирает.

Они встречаются взглядами.

Кацуки кажется, что он начинает слышать далекие завывания смертельного урагана, и точно чувствует, как шипит, корчась в огне, его хрупкое, выстроенное за три года спокойствие. Дышать получается с трудом, легкие будто сжимаются в раскаленных тисках.

У Деку непривычно зачесаны волосы — наверняка гелем или чем-то вроде. И новый шрам на виске, переходящий на скулу. Кацуки отгородился от всех новостей, поэтому даже не представляет, откуда и когда он появился. Деку тоже повзрослел — изменился даже внешне, но глаза у него все такие же огромные, а улыбка все такая же обжигающе солнечная. Но в эту их встречу на нем не идиотская футболка, а черная рубашка — хоть эта дурацкая закономерность нарушена.

Деку вздрагивает, ловя его взгляд, делает странно расстроенное — виноватое — лицо и тихо говорит: «Привет, Каччан», ломая возникшую тишину.

Кацуки чувствует, как старая боль пробирается глубоко внутрь и с наслаждением вгрызается в живое. Все, на что его хватает, это коротко кивнуть и сесть как можно дальше, в противоположный угол, оставляя между ними Урараку и полтора метра дивана. Что-то не позволяет ему уйти — возможно, останки гордости, любопытство или желание понять мотивы задрота, который наверняка в курсе, что Кацуки присутствовал на всех предыдущих встречах. Круглолицая или очкарик должны были рассказать.

Хотя, может, Деку вообще плевать — у него своя жизнь, и он совсем забыл о маленькой неприятности в его лице. Но это не может быть блядской случайностью, так не бывает, Кацуки не верит в такие совпадения.

Киришима и Джиро появляются в проходе одновременно и точно так же застывают, вытаращившись на Деку. Кацуки громко цыкает, привлекая их внимание. С ним все будет в порядке, он больше не слабак. И не собирается проигрывать в такой мелочи.

Киришима отмирает первым — улыбается и восклицает: «Охренеть, Мидория! Какие люди!»

А потом садится рядом, незаметно опираясь на плечо и оставляя место для Джиро и Мины. В этот раз на встречу добирается даже Серо со своего Хоккайдо, и Кацуки немного расслабляется — его окружают со всех сторон, расспрашивая, и времени ни на что другое просто не остается. Оживление собирается в разных углах помещения, потому что Кацуки и Деку — единственные из присутствующих, кто осел в первой десятке топа. Не хватает только Тодороки, но с ним Кацуки и так слишком часто встречается, когда мотается по всей Японии, так что отсутствию половинчатой рожи даже рад.

Шум и болтовня отвлекают, раздражающе занимая внимание, но он все равно чувствует, ощущает всей кожей ядовитое присутствие. Слух сам собой вычленяет из общей какофонии голос, нервное напряжении никуда не уходит. Усилием воли Кацуки заставляет себя сидеть ровно и не наклоняться, чтобы задрот не попадал даже на периферию зрения, но он может поклясться, что Деку умудряется пялиться на него даже сквозь сидящих между ними бывших одноклассников.

Официантки приносят меню, и Киришима предостерегающе толкает его плечом, заглядывая в лицо, словно заботливая мамаша. Кацуки сверкает глазами и гневно рычит сквозь зубы — какого хрена, его не надо опекать. Он не калека и не ребенок, чтобы переживать за его блядские чувства, или что там еще они себе выдумали.

Компания Деку шумно заказывает алкоголь и закуски — нет, ему абсолютно точно нет до этого дела. Кацуки зло выдыхает и выбирает пиво.

Потому что к черту. Все с ним будет в порядке.

***
Что все не в порядке, Кацуки понимает только на пятой кружке. Становится несравнимо легче, но в голове мутится, а по венам разливается неуместный адреналин, словно перед хорошей дракой.

Но драки не будет. Вообще ничего не будет. Кацуки хочет закончить этот вечер и уйти, разобравшись со всем окончательно. Хочет убедиться, что его отпустило навсегда, что чертова зараза больше не имеет над ним власти, что на Деку ему теперь по-настоящему плевать. Поэтому он сжимает под столом кулаки, откинувшись на спинку, и глубоко дышит, успокаивая бурлящую кровь. Кожу мелко покалывает, будто от статики, и это все равно нервирует, постоянно зудя где-то на подкорке мыслью о чужой близости.

Киришима и Джиро слева негромко обсуждают последние новости, начав с развлечений и постепенно профессионально скатываясь в чистую героику. Мина освобождает место справа, уйдя к Урараке и Ииде, и плотно оккупирует стул напротив них. Оджиро тоже пристраивается там же, и вся компания слева перемешивается, лениво тесня в угол недовольно нахохлившегося Токоями. Идиот Минета уже полчаса трется где-то в коридоре, вылавливая официанток и безуспешно пытаясь познакомиться, и все это своеобразно успокаивает — прямо как раньше.

— Уравити-сан, выпусти, пожалуйста, — вдруг ввинчивается в мозг откуда-то сбоку знакомый голос.

С какого-то черта Деку называет всех геройскими именами — придурок совсем поехал на почве героики, но никто за вечер даже не удивился, как будто это в порядке вещей. С запозданием приходит осознание, что для них это действительно нормально — каждый из них наверняка хоть раз работал с ним за эти годы. Кроме Кацуки.

Боковым зрением он отмечает шевеление. Мелькает зеленый, Кацуки резко переводит взгляд, не успевая остановиться. Задрот выбирается из-за стола, и он невольно провожает его взглядом — не может оторваться, словно смотрит на яркий огонек в темноте. У Деку красное лицо: нос, уши и скулы почти пунцовые, наверняка не лучше, чем у самого Кацуки. Черная рубашка расстегнута сверху, оголяя шею, а закатанные рукава не скрывают белеющие на руках шрамы — их явно стало больше. Деку двигается медленно и осторожно, на ощупь, едва пошатываясь. Кацуки не чувствует почти ничего, кроме ленивого интереса, подогретого алкоголем, и фиксирует это как данность.

Он действительно в порядке.

У самой арки Деку замирает на секунду и оборачивается — прямо на него. Бросает взгляд через плечо, и время замедляется, как в чертовых фильмах. Кацуки видит только, как тот испуганно сглатывает, но в зеленых глазах на мгновение мелькает что-то еще — что-то, от чего он подрывается следом, чуть не ободравшись о быстро среагировавшего Киришиму.

— Бакуго, — говорит тот почти жалобно, — не надо.

— Отвали, я себя контролирую.

Кацуки дергает зажатую руку, и Киришима со вздохом отпускает, качая головой.

Прикрывая за собой дверь, Кацуки мимолетно отмечает, что туалеты в баре раздельные, свой на каждый зал. Напротив входа висит огромное зеркало, и он недовольно цыкает — ненормально лихорадочный блеск в глазах и красная морда явно намекают, что самоконтроль летит к чертям. Вид у него такой, будто он только что либо дрался, либо трахался, и ни один из вариантов в данном случае не подходит.

И не подойдет. Потому что он отлично себя контролирует.

За поворотом открывается дверца кабинки. Задрот проходит мимо, не замечая его, и наклоняется над раковиной. Моет руки, ополаскивая лицо, и бросает взгляд на отражение. После чего резко выпрямляется и застывает. Кацуки кажется, что он может различить, как расширяются зрачки, заполняя зеленую радужку.

— Каччан?..

Расстояние между ними резко электризуется настолько, что Кацуки забывает моргать, сжимая пальцами локти. Деку прислоняется спиной к каменной столешнице и повторяет его позу.

— Ты пришел поговорить? — печально спрашивает он.

Кацуки молчит. Он и сам не знает, зачем пришел и чего хочет. Просто потянулся следом, как собака за ненавистным поводком, словно у него не было выбора.

Деку морщится, выдыхает и трет лицо руками.

— Зачем ты пришел, Каччан? — тоскливо повторяет он, и Кацуки понимает, что задрот гораздо более пьян, чем кажется.

— Это я должен спрашивать, какого черта ты заявился. С чего вдруг? Появилось свободное место в графике номера один?

Знакомая, привычная ярость загорается под ребрами и поднимается выше, заставляя сжимать зубы. Так проще смотреть на то, как Деку тяжело дышит, облизывая покрасневшие губы, и обводит его всего мутным взглядом из-под челки.

— Я… — Он пьяно запинается. — Я надеялся увидеть тебя. Знал, что ты придешь.

Слова разбивают его спокойствие вдребезги, бьют наотмашь хуже, чем если бы Деку врезал ему всей сотней процентов причуды. И добил потом ногами.

— Нахрена? — рычит Кацуки. — Ты это специально, ублюдок? Пришел поиздеваться?

Деку нервно сжимает и разжимает кулаки, отталкивается и встает ровно. Краснеет еще сильнее и быстро начинает бубнить:

— Каччан, я никогда не издевался. Я не хотел… быть тебе обузой… Понимаешь?.. Это неправильно. Я знаю, ты просто… Просто не можешь меня не ненавидеть за все… И это могло плохо закончиться… — Язык заплетается, и он шумно сглатывает. — Я хочу продолжать смотреть на тебя… На героя, которым ты стал. Ты восхитительный, Каччан, вот что я хочу сказать. И я рад, что у тебя теперь все хорошо.

Сначала Кацуки кажется, что в сбивчивой речи невозможно понять ни слова — задрот несет какую-то чушь, совершенно выпадая из реальности, а сам Кацуки не сильно трезвее, чтобы суметь в ней разобраться. Но слово «обуза» цепляет, выворачивая наизнанку весь смысл.

— Какого черта ты решил, как мне будет лучше? — наконец, спрашивает он, опуская руки и борясь с желанием вытереть обо что-нибудь искрящие ладони.

Деку моргает, его взгляд на мгновение становится серьезным и осмысленным. Он набирает в грудь воздуха и тихо отвечает:

— Потому что так было лучше для нас обоих. Мы герои, Каччан. Нам нельзя ошибаться.

Кацуки цыкает и отлепляется от двери. Делает несколько шагов вперед через обжигающий статикой воздух, пока не подходит вплотную. Упирается руками по краям от Деку, не прикасаясь — он немного выше, поэтому приходится наклоняться, чтобы заглянуть в лицо. Деку не шевелится, смотря прямо в глаза — задрот никогда его не боялся. А вот Кацуки всего потряхивает от будоражащей злости.

В ушах шумят смертоносные волны, снося все выстроенные стены, обнажая то, что сидит внутри уже слишком, невыносимо давно.

— Лицемерный ублюдок, — рычит он, пытаясь не допустить в голос отчаяние. — А сам ты чего хотел, блять? Бегать по всей стране? Прятаться и делать вид, что меня не существует? Это не помешало тебе занять пьедестал! Только какого хрена ты приперся, если так хорошо все придумал?..

Деку горько смеется, почти оседая назад.

— Потому что я слабак, Каччан, ты сам это знаешь. Я в очередной раз… не справился… — Он закрывает глаза пальцами. — Хотел увидеть. Хотя бы раз взглянуть, посидеть рядом, снова послушать, как ты… Я идиот…

— Значит, у тебя никого нет? — шипит Кацуки сквозь зубы, улавливая между строк только одно.

Под ребрами скручивается боль. Чертов задрот ломает его, разрывает на куски, не прикасаясь, одними только словами-намеками.

Деку грустно улыбается, качая головой:

— И не было, Каччан. Просто я не нашел лучшего способа тебя оттолкнуть. Я хотел быть героем и хотел, чтобы ты тоже им стал. Чувства мешают, отношения мешают — вспомни Коту и его родителей. Мы были подростками, и я думал, что ты ошибся. Думал, что если исчезну и отгорожусь, то все пройдет. У меня не прошло…

Кацуки рассматривает его вблизи — блядские веснушки, виноватое лицо, шрам на виске и взмокшую челку. Глубоко вдыхает, улавливая запах — прямо как тогда, в темном коридоре его квартиры три года назад. Воздух вокруг них собирается ощутимым коконом, давя все сильнее — на легкие, на плечи, на всего Кацуки.

— Ты паршивая высокомерная сволочь, которая слишком много на себя берет.

— Прости, — надломленно отвечает Деку.

Камень под ладонями нагревается, когда Кацуки сжимает его пальцами и шипит:

— И я, черт возьми, ненавижу тебя после всего этого дерьма.

Деку сорванно вздыхает и морщится, теперь смотря куда-то в его шею, но не отталкивает. Кацуки очень хочется встряхнуть его за плечи, а лучше — врезать, чтобы кудрявая голова мотнулась в сторону от сильного удара. Бушующая ярость не дает успокоиться, поэтому он почти чеканит:

— Но это не все, ясно? Не все. Ты думал, пройдет? Думал, что все отлично за меня решил, и я все выдумал, поэтому переживу и расслаблюсь? Так вот…

Он наклоняется ниже, к красному уху, почти прикасаясь, умирая от разрядов электричества по всей коже.

— Нихуя не прошло, ясно?

Деку замирает, странно всхлипывает и морщится. Секунду смотрит на него загнанным зверем, открывает рот, будто не может вдохнуть, и вдруг четко говорит: «К черту».

А потом дергает его на себя за воротник свитера так, что трещит ткань.

***
Как они оказываются у него дома, Кацуки не помнит, но следующие полчаса больше похожи на безумие.

Входная дверь не успевает захлопнуться, как он впечатывает Деку в стенку в коридоре. Скрипит задетая тумбочка, падают забытые на ней запасные ключи, задрот глухо стонет, и Кацуки, не давая себе передумать, вжимается в него всем телом, вклинивая колено между ног. Накидывается с поцелуем-укусом, сминая горячие губы, хватает за запястья, поднимает их у Деку над головой и придерживает одной рукой, другой сдергивая с себя пальто.

Деку отвечает так отчаянно, словно это последний поцелуй в его жизни. Кацуки не закрывает глаза и смотрит-смотрит-смотрит, напрягая зрение в темноте коридора и ловя ощущение дежавю. Целует — белеющую полоску шрама на нижней челюсти справа, еще одну — слева на скуле. Каждую проклятую веснушку — их не видно в темноте, да и не может быть видно, но Кацуки будто чувствует на ощупь. И обжигается о каждую губами, как в детстве обжигался кулаками.

— Каччан… — Деку глубоко вдыхает и с усилием выдыхает. — Ты… ты уверен?

— Твою мать, Деку, я уверен в этом еще со старшей школы! — шипит Кацуки, забираясь ладонью под его рубашку. — Трусливый идиот из нас двоих только ты.

Возмущенный пьяный ответ тонет и гаснет в новом поцелуе. Кацуки сносит крышу — от запаха, вкуса, звуков, которые издает Деку, от теплых твердых мышц под пальцами, от всего сразу. Он чувствует себя скитальцем в пустыне, наконец-то нашедшим колодец с водой, и его так накрывает, будто кто-то вколол ему мощнейший наркотик.

— Мы, — снова заговаривает Деку, когда Кацуки на секунду отстраняется, чтобы расстегнуть его штаны, — пьяны. И ты потом об этом…

Он тихо стонет, когда Кацуки запускает руку под резинку его трусов.

— Ч-черт! Пожалеешь…

— Главное, чтобы ты не пожалел, — говорит Кацуки серьезно, — или я тебя убью.

Деку пьяно хмыкает невнятное «хорошо», легко выдергивает руки из хватки и совершенно трезво прижимает его за бедра к себе.

— Каччан, я с четырех лет тобой восхищаюсь, — шепчет он насмешливо. — Ты не представляешь, насколько мне уже поздно о чем-то жалеть.

— Тогда заткнись уже, хватит болтать. — Кацуки застывает, приблизив лицо вплотную. И продолжает почти в губы, наступая на горло гордости: — Пожалуйста.

Деку медленно сглатывает, поблескивая в темноте глазами, и следующие пятнадцать минут снова напрочь выпадают у Кацуки из головы — будто кто-то вырезает куски пленки из длинного фильма.

Кажется, они бешено целуются и пытаются друг другу дрочить с переменным успехом. Пространство между ними настолько крошечное и заряженное, что энергии наверняка хватило бы на запуск ракеты.

До кровати они так и не добираются, тормозя на диване в гостиной. Кацуки толкает Деку в грудь, и тот падает, не удержав равновесие и споткнувшись о подлокотник. Путается в расстегнутых штанах, стягивая их, пока Кацуки снимает свитер и отшвыривает в сторону. Его немного шатает, по венам бежит чистый адреналин вперемешку с алкоголем, а между ног полыхает настоящий пожар.

Чертов задрот — вечно недосягаемый далекий героический символ, его проблема, его личная заноза в заднице с самого детства — наконец-то здесь, прямо перед ним, лежит на диване в боксерах со Всемогущим и дышит так тяжело, что Кацуки услышал бы за километр. Как животное, как охотничья собака — услышал бы, выследил и нашел. Потому что Деку наконец-то отвечает взаимностью. Не сбегает, не прячется и не пытается сломать его — просто отвечает.

Кацуки ставит колено между его ног, наслаждаясь горячим прикосновением кожи к коже, и упирается руками по бокам от головы, нависая сверху. Медленно, глядя в лицо, опускает бедра и трется сквозь белье — у задрота стоит так же каменно, как и у него, и каждое движение выбивает искры из глаз. И из ладоней, но Кацуки не сразу это замечает. Черт с ним, с прожженным диваном, купит новый. Это того стоит.

Деку приподнимается, опираясь на локти, и тянется к нему — ловит зубами нижнюю губу и прикусывает, зализывая. Кацуки резко толкает его в плечо, роняя обратно, и целует сам, чтобы не кончить только от этого.

Ему кажется, что он умирает. Или что все это ему снова снится, как тысячи раз до.

В этот раз надолго их не хватит, понимает он, и задрот так хрипло стонет на каждое движение языка у него во рту, что Кацуки уверен — Деку с ним солидарен.

Адская буря грохочет в ушах, но «Каччан, пожалуйста» звучит еще громче, оглушающе бьет по нервным окончаниям запретным приемом, вышибает дыхание, и Кацуки, резко спустив с них обоих трусы, обхватывает оба члена рукой, чувствуя, что подошел слишком близко к краю. Ему хватает нескольких рваных мокрых рывков, чтобы кончить, и звезды в глазах вспыхивают так ярко, словно Кацуки улетел в блядский космос.

Задрот протяжно стонет ему в рот — или, может, они делают это в унисон — и кончает тоже, пачкая спермой ладонь и собственный живот.

Кацуки пытается отдышаться, зажмурившись и уперевшись лбом в его лоб, и у него нихрена не получается. Дышать не получается, думать не получается, жить не получается, мир вокруг кружится безумной каруселью, воздух дерет сухое горло, а такая мощная разрядка уничтожает последние силы.

— Каччан, — подает голос Деку, щекоча нос запахом алкоголя, — отпустишь? Я хочу пить.

Кацуки сначала вздрагивает, потом молча поднимается, выпуская его и падая на освободившийся диван.

— В кране встроенный фильтр, — бормочет он. — И только попробуй сейчас свалить.

Деку пьяно бурчит что-то невнятное и топает на кухню. Гремит шкафчиками, ища стакан, шумит водой — привычно, будто был там всегда — и возвращается.

Садится на кресло рядом, сложив руки на коленях, и Кацуки всем своим существом слышит, как он начинает грузиться — воображаемые шестеренки, поскрипывая, крутятся в кудрявой голове, генерируя новые проблемы.

— Твою мать, Деку, — начинает Кацуки, садясь, — почему тебе обязательно надо все проебывать?

— Я не… — Тот осекается. — Каччан, мы давно не виделись и в прошлый раз разошлись на плохой ноте. Я думал… надеялся, что ты больше никогда не захочешь меня видеть. Даже уехал в другой город, чтобы не мозолить тебе глаза…

— Заткнись. — Кацуки мрачно трет лицо. Голова начинает противно раскалываться, напоминая о себе. — Тебе уже не пятнадцать лет, и мне тоже, чтобы верить во всю эту высокопарную чушь. Почему ты не можешь включить свою хваленую блядскую аналитику и понять?!

— Каччан, ты ненавидел меня десять лет. — Деку повышает голос, резко становясь серьезнее. — Это могло стать большой ошибкой, я не хотел портить жизнь нам обоим.

— Я понял, что тебя заклинило. А остальную часть времени ты засунул глаза в задницу и предпочел не замечать? Столько лет, Деку!

Новой волной накатывает отчаяние, и Кацуки снова злится — даже эйфория от оргазма сходит на нет. Чертов задрот бесит — цепляет, раздражает, выдирает эмоции наживую своим присутствием, как всегда, и весь разговор грозит опять вылиться в бесполезную ругань, в которой они оба будут орать и бить друг другу морды, как сцепившиеся уличные коты. Или еще хуже — сучий Деку будет молчать и слушать, как он орет, а потом в очередной раз пошлет его, потому что «знает, как лучше», хлопнет дверью и свалит в счастливое светлое геройское никуда.

Деку вздыхает, кажется, тоже это понимая, и продолжает тише:

— Что ты имеешь в виду, Каччан?

Кацуки не хочет отвечать на вопросы, он человек дела, а не дипломат или мастер риторики. Поэтому он поднимется и подходит к напрягшемуся Деку — вламывается в личное пространство, снова соприкасаясь голой кожей ног, наклоняется и внятно произносит, заглядывая в лицо:

— Я хочу сказать, что мне от этого чертового мира нужны только две вещи. Я привык побеждать и получать то, что хочу, даже если на это уходит ебучих шесть лет блядских пряток по всей стране.

Деку впивается пальцами в подлокотник и закусывает губу, вжимаясь в спинку. Дышит громко и часто, завороженно не отрывая от него взгляд. Если бы хотел — врезал бы ему и свалил. Но он сидит на месте и слушает, а не болтает, убеждая в чем-то самого себя и всех вокруг. Наконец-то.

— Ты попался в собственную ловушку, задрот. Пришел на эту чертову встречу, потому что хотел увидеть — ты сам это сказал. Хотел убедиться, что у меня все прошло? Что у меня все хорошо? И сделал все, чтобы я сорвался, ебаный альтруист, ха. Хватит врать себе и мне, ублюдок. Теперь, когда я знаю, что тебе на меня не плевать, как бы ты ни старался, я тебя не отпущу.

Деку задерживает дыхание, а потом резко словно сдувается, и Кацуки понимает — он прав до последнего слова.

— А теперь поднимай свою задницу и пошли в постель, я не собираюсь торчать тут до утра.

Беззвучно вставая следом, Деку тихо вздыхает:

— Я просто думал…

— Слишком много думаешь, придурок. — Кацуки зевает, хватая его за локоть и таща за собой. — Завтра поговорим нормально. Не сегодня.

Потому что ему, на самом деле, плевать на причину, которую Деку там себе выдумал. Кацуки узнает его из сотен и миллионов людей, учует даже в другой стране, даже если будет больно, даже если придется переступать через себя. Даже если будет не нужен и не важен — словно безумная адская гончая, у которой в жизни есть всего одна цель.

Потому что он привязан к нему чем-то гораздо более крепким, глубоким и сильным, чем любое из известных чувств. Чем-то, что не сможет разорвать даже Деку с его «один за всех», даже если очень захочет.

Чем-то, чему люди еще не придумали название.

***
Утро заглядывает в окно лучом яркого солнца — светит в лицо, напоминая о том, что Кацуки забыл закрыть шторы. Он открывает глаза, минуту пялится на пустую примятую подушку рядом и зажмуривается.

По спине бегут мурашки, голову простреливает болью. Не могло же ему все это присниться. Руки до сих чувствуют тепло чужой кожи, тело помнит, даже простыни хранят знакомый запах, который он так долго пытался забыть.

Подорвавшись с кровати, Кацуки первым делом ставит на зарядку выключенный телефон и открывает ноутбук, впервые за кучу времени влезая в геройские новости.

Посреди страницы огромным заголовком пылает новость о том, что японская героика для международного сотрудничества и обмена опытом предоставила лучшее, что у нее есть — своего молодого героя номер один. Что они давно к этому готовились, и вот, наконец, свершилось.

С фотографии смущенно улыбается Деку, махая в камеру рукой. За его спиной видно здание аэропорта.

«На год в США», — подписано чуть ниже.

Кацуки закрывает лицо ладонями и отчаянно сжимает зубы, садясь на кровать. Ноги не держат. В голове бьется только одна мысль: чертов ублюдок опять это с ним сделал. Снова. Содрал панцирь, обнажив внутренности, а потом сбежал и кинул, не сказав ни слова.

На телефон приходит короткая смс с неизвестного номера: «Прости, что не сказал. Но это наша работа. Так будет правильнее».

За окном впервые за последнюю неделю светит солнце, но Кацуки смотрит сквозь и снова слышит гул наступающего апокалипсиса.

@темы: Свой пейринг, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория, Текст

---

Бакуго/Мидория: мини «Невиновный»

[KatsuDeku Team]

Название: Невиновный
Автор:  KatsuDeku Team
Бета:  KatsuDeku Team
Пейринг, персонажи: Односторонний Мидория Изуку/Бакуго Кацуки
Категория: преслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: полицейское АУ, ангст
Размер: мини, 2601 слово
Краткое содержание: Чертовы кошмары. И сегодня он снова не выспался.
Предупреждения: ненормативная лексика.

***

Вокруг было темно – хоть глаз выколи. Осторожными шагами он пробирался вперед, выставив руки перед собой, но не встречая ничего на своем пути. Всё будто бы исчезло. Растворилось в этой тьме. Единственный звук, доносившийся до его ушей – равномерный стук капель где-то поблизости. Он пытался идти на него, но, казалось, расстояние нисколько не сокращалось. Он сыпал проклятиями и злился на самого себя – за свою чертову беспомощность. И шум капель, как назло, стучал по его нервам. Кап. Кап. Кап. Кап. «Да сколько можно?!» – выкрикнув это, он обнаружил, что темнота постепенно начала рассеиваться. Сделав еще шаг, он ступил во что-то липкое. Теплое и вязкое, оно медленно просачивалось под голые ступни. Он опустился на корточки. В нос ударил тошнотворный запах крови. Стук стал уже невыносимым. В ушах зазвенело.

Кацуки с трудом разлепил глаза. Телефон, брошенный рядом с кроватью, истошно трезвонил. Сколько он уже звонит? Кацуки протянул за ним руку, глянул на высветившееся имя на дисплее и машинально нажал «сброс». Чертыхнулся. На часах еще не было и семи. Чертов Деку. Чертовы кошмары. И сегодня он снова не выспался. Кацуки набрал номер, приготовившись ждать, и скривился от взволнованного щебета Изуку, ответившего после первого же гудка.

***

Когда он прибыл, место преступления уже оцепили, и теперь там повсюду сновали криминалисты. Изуку, словно послушный пёсик, ждал его в стороне. Он только открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел – Кацуки бросил на него недовольный взгляд и прошел мимо. Поддев оградительную ленту, он пролез под ней и направился к наибольшему скоплению людей.

Тело жертвы лежало в переулке, накрытое белой простыней. Как только криминалисты здесь закончат, его аккуратно запакуют в черный пластиковый мешок и отправят в морг. Кацуки скрипнул зубами.

– Уже установили личность погибшего?

– Да, – стоявший рядом офицер поморщился и скрестил руки на груди, – преступники не взяли ни денег, ни документы. Жертва – Такеучи Кохей – один из патрульных, направленных сюда в помощь из соседнего района.

Кацуки подошел ближе и склонился над телом. Натянул перчатки. Попытался вспомнить, слышал ли он раньше это имя. Под ложечкой предательски засосало, и Кацуки немного помедлил, прежде чем откинуть край простыни с лица погибшего. Постыдное чувство облегчения волной прокатилось по его телу, когда он увидел незнакомое лицо.

Однако и зрелище было не из приятных. Кацуки сдвинул ткань в сторону. Кожа погибшего пестрела многочисленными глубокими порезами с подтеками запекшейся темной крови. Полицейская форма была искромсана. На нем буквально не оставили живого места. Осмотрев напоследок остатки правого рукава рубашки – нашивка была выдрана – Кацуки поднялся. Вонь, исходившая от трупа, уже стала невыносимой. Та же вонь, что преследовала его во сне.

– Кто…

– Кто обнаружил тело? – Изуку, приплётшийся за ним хвостом, уже достал блокнот и что-то строчил в нем. Кацуки громко цыкнул.

– Патрульный из ближайшего кобана во время утреннего обхода. Мы попросили его дождаться вашего приезда – можете побеседовать с ним…

Не дав офицеру договорить, Кацуки быстрым шагом направился в указанную сторону. Но, услышав за своей спиной тихие шаги, на полпути остановился.

– Эй, Деку, может, хватит таскаться за мной, как на привязи? – прорычал он.

– Нам приказали работать в паре, так что до конца этого дела я буду рядом – нравится тебе это или нет, – Изуку с вызовом глянул на него и, опередив, направился к патрульному.

Кацуки сжал кулаки. Как у этого Деку еще рожа от самодовольства не треснула?

***

Он был таким, сколько Кацуки его помнил. Ходил за ним и бубнил, бубнил, бубнил. И поглядывал на него. Постоянно – еще чуть-чуть и дырку в нем просверлит. Маленький засранец – вечно у себя на уме. Понять, что у него в башке творится, Кацуки не мог, и это его бесило. Они были слишком разные.

Он всегда и во всем был лучше Деку. И в детском саду, и в школе, и после в полицейской академии. Успешнее в спорте – хлипкий Деку постоянно занимал последние места. И даже в учебе Кацуки опережал этого заучку. Ему всё давалось легко. И все считали, что он талантлив.

Так почему?..

***

На утреннюю летучку созвали всё отделение, за исключением офицеров, дежуривших у камер и на входе – после нападения на полицейский участок меры безопасности были усилены. С того дня прошло чуть больше недели. Трое погибших и двое раненных. И это не считая всех тех, на кого напали на улицах города. В общей сложности девять человек.

Все началось с хулиганских выходок: мелкие нарушения, стычки с полицией, неподобающее поведение в общественных местах. Но постепенно преступники начали вести себя всё смелее и агрессивнее. Пока, наконец, не перешли черту. Пролитая первая кровь оказалась для них спусковым крючком. Меньшим насытиться они уже не могли, да и, похоже, не хотели. Словно зависимые, выискивающие очередную порцию кратковременного удовольствия. Прячущиеся от света и выползающие на улицы города с наступлением сумерек.

Поймать их полиции никак не удавалось. Будто призраки, в самом деле. Растворяющиеся во мраке ночи и оставляющие после себя кровавый след. Единственным, кого задержали, был стрелок, устроивший бойню в полицейском участке. А добиться от него какой-либо информации о других казалось невозможным. Ситуация усугублялась и возросшей нервозностью в рядах офицеров. Напряжение, висевшее в воздухе, едва ли не искрило. Выходя на патрулирование, да даже просто уходя на работу, никто не был уверен, что вернется домой.

– Сегодня утром были обнаружены два тела в противоположных частях города, – долговязый паренек мялся у экрана со свежим отчетом. Под взглядом стольких глаз ему было явно не по себе. – Мы предполагаем, что оба убийства – дело рук банды Шигараки.

Кацуки в раздражении постукивал ручкой по столу. Предположение? Да тут и идиоту ясно, что это не кто иной, как эти ублюдки. Отбитые твари с поехавшей крышей. Если бы только он мог добраться до стрелка, он бы вышиб из него всё дерьмо и узнал, где скрываются его дружки. Если бы только… Забывшись, Кацуки сжал ручку и ударил кулаком по столешнице. Несколько переведенных сотрудников, непривыкших к его срывам, испугано обернулись. Парень у экрана запнулся на полуслове и тоже уставился на него. Кацуки цыкнул и отвернулся.

– Так… По словам криминалистов, смерть обеих… жертв наступила приблизительно в одинаковое время – в промежутке с четырех до пяти утра. Тело…Эм… первой жертвы…

Кацуки поднялся из-за стола, засунул руки в карманы и развернулся к выходу.

– Бакуго!

Полуобернувшись, он кинул взгляд исподлобья на нового начальника – у того до сих пор, как и неделю назад, читалась растерянность на лице. Словно, он все еще не мог понять, что ему делать с этим внезапно обрушившимся на него повышением. И что ему делать со всеми ними.

– С меня хватит этого дерьма. Он что, говорить нормально разучился? Блядь, да пока он тут мямлит, эти дерьмоеды спокойно разгуливают на свободе!

Не дожидаясь ответной реакции, Кацуки быстро пересек комнату, выйдя, захлопнул за собой дверь и направился к своему рабочему месту.

– Каччан! – Изуку, выскочивший из переговорной следом, догнал его и, поравнявшись, спросил: – но разве тебе не нужно знать, о чем…

– Какая разница? – хмыкнул Кацуки. – Ты же все равно все запишешь?

Изуку потоптался с пару секунд на месте, решая, и понесся обратно. Кацуки тяжело вздохнул. Не то, чтобы его так раздражали эти собрания, но сейчас они казались ему пустой тратой времени. Времени, которого у него не было. Ведь он уже опоздал.

***

Очередной день, и ни единой зацепки. Сколько бы он ни рвал жопу в погоне за результатом, все равно возвращался к исходным данным: жертвы – есть, пара свидетелей – тоже, описание внешности преступников – и то у них имеется! Что отсутствовало – так это способ поймать этих неуловимых ублюдков. Все мало-мальски толковые предложения потерпели неудачу. Кроме одного, когда Кацуки действительно смог выследить и арестовать того засранца из шайки. Теперь же, оглядываясь назад, он понимал, что всё тогда прошло уж слишком гладко… С этим гребанным стрелком.

Кацуки отпер дверь квартиры и ввалился внутрь. Скинув обувь и куртку, он прошел в комнату. Ноги, ватные от усталости, подгибались. Не раздеваясь, Кацуки рухнул на кровать. Вытащил из кармана телефон, включил будильник – на сон оставалось четыре часа – и кинул его на пол. На глаза попалась черная ткань костюма, висевшего на стуле – единственная его приличная одежда, как бы выразилась старуха-мать, да вот только он бы всё отдал, лишь бы не надевать его снова.

Кацуки снял и бросил костюм на стул после похорон, да так и забыл убрать. И теперь тот служил ему напоминанием: работай, а не то, глядишь, снова понадобится. При воспоминании об этом в груди защемило, и к горлу подступил тугой комок. Он стиснул зубы и заскреб пальцами по рубашке. Сердце у него болит. Да какое там нахер сердце? Одни угли тлеют и подпаливают его изнутри.

Если бы только он смог тогда хоть что-то сделать…

***

И вновь капли крови застучали по полу. Но где – он не видел. Яркий свет слепил и до боли резал глаза, не позволяя их открыть. До него доносились слова, обрывки фраз, но разобрать их значение он не мог. С трудом разлепив веки, он обнаружил перед собой размытую фигуру. Она протянула к нему свою руку. Он хотел было отшатнуться, но ноги не слушались. Ладонь легла ему на затылок, потрепала по волосам и застыла на темени. «Хорошо потрудился, Бакуго, мой мальчик». Теплая кровь с руки тонкой струйкой пробежала по его виску, скуле и закапала вниз.

– Тошинори-сан?

Кацуки распахнул глаза и тотчас же зажмурился – свет от уличного фонаря бил в незашторенное окно. От души выругавшись, он уселся на кровати и провел по взмокшим от пота волосам. Кацуки не помнил, когда отрубился, но, подняв с пола телефон, обнаружил, что с момента его прихода домой прошел лишь час. Он бросил взгляд на подушку и передернулся – после очередного кошмара сон как рукой сняло.

Кацуки прошел в ванную. Стянул рубашку и уловил знакомый тошнотворный запах в воздухе. Умылся. Задержал взгляд на своем отражении в зеркале – оттуда на него смотрел совершенно чужой человек – опустошенный, вымотанный и нервозный.

Приняв наскоро душ и переодевшись, он отправился обратно в полицейский участок.

***

Впервые он увидел Тошинори-сана еще в детстве, когда тот промелькнул в новостях. Молодой, подающий надежды полицейский, верящий в закон и справедливость. Что-то в его словах, его поступках зацепило Кацуки. Тогда Тошинори-сан показался ему невероятно крутым.

«Я хочу стать таким как он! Нет, я хочу превзойти его!» – так он решил для себя. И делал всё для осуществления своей цели. А потом появился Деку. Точнее, Деку был всегда – мельтешил где-то на периферии его зрения. Был поблизости, но в то же время расстояние между ними казалось непреодолимым. До тех пор, пока он не поступил в ту же полицейскую академию, что и Кацуки. И вот тогда он будто начал расти. А после и на стажировку его определили в то же столичное отделение полиции. Где они и повстречали комиссара Тошинори-сана, и работали под его началом.

С тех пор Кацуки частенько спрашивал самого себя: «Почему?». Почему Тошинори-сан взял именно Деку под свое крыло? Почему не его? Чем Деку был лучше? Впрочем, отвечать на эти вопросы было уже некому.

***

– Кто это мог быть, как ты считаешь?

Они стояли около лавочки с такояки. Было время обеда, и люди бесконечным потоком бежали мимо них. Кацуки напряженно вглядывался в толпу и не с первого раза расслышал вопрос.

– Что ты имеешь в виду?

– Предатель, – задумчиво произнес Изуку. Кацуки искоса глянул на него: осунувшееся лицо, синяки под глазами. Вот только не говори, что тоже кошмары, Деку. – Их сообщник. Посуди сам: кто-то вырубил камеры напротив камер, из-за чего там образовалась слепая зона, отпер дверь и отдал ему пистолет. Не мог же он сам всё это провернуть?

– Один – точно нет, – Кацуки смял коробочку от такояки и с остервенением швырнул ее в мусорку.

– Да, ты прав. Возможно, их было даже двое, ведь на то, чтобы отключить систему видеонаблюдения и вернуться обратно к камерам нужно время. Причем он должен был всё просчитать и пройти так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, и…

Кацуки уже не слушал. Дернулся в сторону и, схватив Изуку за запястье, указал в толпу.

– Каччан?

Не говоря ни слова, он рванул вперед, расталкивая и распихивая людей. Он ее видел! Видел! Светлые волосы и бежевый свитер школьной формы. Только полоумная не наденет в такую паршивую погоду куртку или пальто. А она как раз – самая что ни на есть сумасшедшая. Тога Химико из банды Шигараки – гребанная маньячка, превращаюшая свои жертвы в изуродованные куски мяса и забирающая себе в качестве сувенира нашивки с полицейской формы. Кацуки был уверен – это она!

Перебежав улицу, он рванул по ней вниз, пытаясь не потерять из вида светлую макушку. Повернул за угол. Когда внезапно закружилась голова, и его повело в сторону, он врезался в прохожего. Устояв на ногах, Кацуки тряхнул головой, пытаясь собраться. Но, подняв глаза, Тогу уже не увидел.

– Куда, блядь?..

В растерянности он пару раз моргнул, огляделся и заметил узкий проход между домами. Рванул туда, но и там ее не оказалось. Словно и не было.

***

– Я никого не видел.

Кацуки уставился на Изуку. После произошедшего он вернулся в участок, но рассказав всё…

– Ты меня за дурака держишь? – прорычал он, – Она точно была там! Я же тебе показал!

– Но… – Изуку замялся. В его взгляде читалась тревога и неприкрытое сомнение. Протянув руку, он накрыл ею ладонь Кацуки. – Когда ты последний раз спал? Нормально спал, Каччан?

Он долго смотрел на него, задумавшись, но ответ на этот вопрос Кацуки уже и сам не мог вспомнить. Оставив Изуку одного, он вышел из кабинета. Всё, что ему сейчас было нужно – немного проветриться. А выспаться можно будет и после того, как все эти ублюдки окажутся за решеткой.

Остановившись посреди коридора, Кацуки повернулся к одной из дверей, которую пересекали заградительные ленты. Легонько толкнул ее – приоткрылась. Нагнувшись, он прошел под ограждением в комнату и прикрыл за собой дверь. Все осталось на своих местах, как в тот день, когда был убит комиссар Тошинори-сан. Разве что лужи крови с пола убрали. Кацуки прошел в дальний угол комнаты и уселся за стол. Именно здесь он и сидел тогда. С кружкой чая в руках. Слушая человека, на которого равнялся всю свою жизнь. Слишком далеко, чтобы помочь ему, слишком далеко, чтобы хоть что-то сделать.

Тяжелая ладонь легла ему на плечо. В застоявшемся воздухе разлился отвратный запах крови. Кацуки закашлялся.

***

Кацуки открыл глаза. Стянул со лба влажное полотенце и сел.

– Ты кричал… – тихо произнес сидевший рядом Изуку. – Дежуривший офицер нашел тебя в… в кабинете Тошинори-сана. – Кацуки не ответил. – Знаешь, мы могли бы поговорить об этом… Не стоит вот так убегать.

– И о чем же нам теперь говорить? – Кацуки поднялся с кушетки и заходил взад-вперёд по комнате отдыха. – Он был единственным, что связывало нас, разве нет?

– Да, Тошинори-сан очень много значил для меня. Он тренировал меня, наставлял меня, только благодаря ему я здесь. И я уверен, что ты горюешь ничуть не меньше моего. Но именно поэтому…

– Поэтому что?

Изуку помедлил, подбирая слова; глядя на свои руки, сжал и разжал кулаки. И, собравшись, выпрямился и посмотрел ему прямо в глаза.

– Именно поэтому я не хочу потерять еще и тебя! Мы через столько прошли вместе… Ты такой же дорогой мне человек…

– Ты прикалываешься надо мной? – Кацуки горько рассмеялся, не понимая, отказываясь его понять. – Ты дорожишь тем, кто издевался над тобой… Кто ни во что тебя не ставил… – грудную клетку его вновь сдавило – фантомные боли разбитого вдребезги сердца. Кацуки заскреб пальцами по груди. – Тем, из-за кого… из-за кого погиб комиссар Тошинори-сан...

Изуку закусил губу, чувствуя, что готов расплакаться, как ребенок. Бросился к нему и стиснул в своих объятиях.

– Это не так. Ты ничего не мог сделать.

– Это моя вина. Это все я… – Кацуки уткнулся ему в плечо, впился пальцами в плечи.

– Нет, – Изуку судорожно сглотнул и некоторое время колебался, прежде чем продолжить. – Мы просматривали записи с видеокамер в его кабинете… Ты был слишком далеко от него. Все произошло так быстро… Ты бы ничем не смог ему помочь…

Кацуки горько усмехнулся: смотрели, значит, проверяли, ни при чем ли он?

– Нет, но я должен был… – продолжил он, пока Изуку осторожно похлопывал его по спине. – Должен был обыскать его, – еле слышно прошептал Кацуки. Изуку замер. – Но я так торопился. Спешил доставить его сюда. Чтобы комиссар Тошинори-сан видел… Я хотел снова быть лучше тебя во всем…

Изуку разомкнул объятия и отступил на шаг. Не веря своим ушам, он, широко раскрыв глаза, уставился на Кацуки.

– Уж не знаю, что там с камерами видеонаблюдения. Возможно, у нас действительно крот. Но пистолет… Это бы я. Или ты до сих пор думаешь, что я невиновен, а, Деку?

@темы: Свой пейринг, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория, Текст

---

Бакуго/Мидория: арт

[SHINOJI TEAM]

Название: Доброе утро
Автор: SHINOJI TEAM
Форма: арт
Пейринг, персонажи: Мидория/Бакуго (кот)
Категория: слэш
Рейтинг: R
Жанр: романс
Размер: 1052x582 px
Примечание: п.с. это не зоофилия, а вселенная, в которой некоторые люди днем превращаются в животных

СМОТРЕТЬ

@темы: Визуал, Чужой пейринг, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория

---

[TodoDeku Team]

Название: Точка отсчета
Автор: TodoDeku Team
Форма: арт
Пейринг, персонажи: Мидория Изуку/Бакуго Кацки
Категория: слэш
Рейтинг: PG
Жанр: отчаянное флаффище
Размер: 658х915

@темы: Визуал, Чужой пейринг, Mini Ship Wars, Тодороки/Мидория, Бакуго/Мидория

---

Бакуго/Мидория: миди «Маяк»

[KatsuDeku Team]

Название: Маяк
Автор:  KatsuDeku Team
Бета:  KatsuDeku Team
Пейринг, персонажи: намёк на односторонний Мидория Изуку/Бакуго Кацуки, мельком Монома Нейто и Кендо Ицка
Категория: преслэш
Рейтинг: R
Жанр: геройская повседневность, экшн, немного ангста
Размер: миди, 5595 слов
Краткое содержание: Во время стажировки Бакуго и Мидорию направляют на задание в Иокогаме.
Предупреждения: 1. Возможен OOC персонажей; 2. Мат; 3. Упоминается смерть персонажа; 4. Постканон, третий год обучения в Юэй.

***

— Будешь тупо пиздеть и мешаться под ногами, и я зашвырну тебя в море, — раздражённо процедил Кацуки сквозь стиснутые зубы. Улыбка у Мономы, этого копирующего полудурка, в ответ стала ещё шире и неестественнее — будто вырезанная на пластилиновой роже. По ней хотелось хорошенько прописать удар-другой, но вокруг суетились остальные герои и полиция, а операция начиналась через полтора часа. Тратить время на долбоёба вообще не следовало, но тот сам прицепился к Кацуки клещом, стоило им случайно оказаться в метре друг от друга.

Блядский день. Грёбанная неделя. Поганый месяц. Статистика выходила неутешительной, хотя и не без причин. Раздражение бурлило в Кацуки неспящим вулканом, выплёскивалось наружу лавой-гневом, и сейчас он сжал и разжал кулаки, глядя на копирующего полудурка исподлобья. Тот не замедлил оправдать его ожидания — с энтузиазмом понёсся по словесным кочкам:

— Уж я-то выложусь по полной! Не переживай, сухарь вроде тебя всё равно не будет плакать, когда класс Б обойдёт вас, и...

Ладони знакомо закололо от начавшей накаляться причуды. Помощники Джинса о чём-то толковали с Волкодавом, возглавляющим операцию, проходящий мимо офицер на ходу проверял снаряжение, и вокруг шумели голоса, шуршали шаги, хлопали дверцы полицейских автомобилей. Всё это действовало Кацуки на нервы — будто ошпаривало их кипятком, и чужой пиздёж только ухудшал ситуацию. Имидж, сраный имидж — он не мог сорваться, но...

Рыжая староста из «Б» вцепилась в плечо своего полудурка раньше, чем Кацуки начал поднимать руку для взрыва. Тот захлебнулся на полуслове, моргнул и оглянулся, и у него словно выдернули вилку питания — даже выражение рожи стало если не покорным, то присмиревшим.

— Кендо, знаешь...

— Мы на позицию, — строгим, но не резким тоном прервала его рыжая и бросила в сторону Кацуки встревоженный взгляд. Тот раздражённо цыкнул, с тихим треском искр стиснул руки в кулаки и сухо отозвался:

— Валите уже нахер.

Рыжая поджала губы, но ничего не ответила, а разинувшего было рот полудурка наградила тычком под рёбра и сноровисто увела прочь, пока он не успел сориентироваться. Сценарий, повторяющийся каждый раз, когда Кацуки их видел — хоть в чём-то в этой поехавшей с катушек жизни наблюдалась стабильность. Он даже не стал провожать их взглядом, — много чести, — а отвернулся и сразу забурился в суетящуюся толпу, сомкнувшуюся за его спиной штормящим морем. С толпой он, конечно, хватил лишнего, но шесть профессиональных героев, четверо студентов Юэй и почти два десятка полицейских наводили именно на такие мысли.

Ветер приносил с моря лёгкую прохладу и горьковатые запахи соли и йода, издевательски игрался с облаками высоко в небе. Солнце то затягивал полог блёкло-серых туч, делая окружение во сто крат унылее, то оно брызгало в лицо нестерпимо ярким светом — жаркое, августовское. Под его лучами припекало, без него оставалась простая духота, делающая воздух неприятно плотным и вязким, будто сироп. Потом пропитались костюм и маска Кацуки, пот каплями стекал по вискам и вокруг носа, и он машинально слизывал его с губ — солоно.

Но тем лучше.

Здесь, в Иокогаме, обосновалась залётная злодейская банда под предводительством человека, совсем несолидно звавшего себя Косым. Согласно полицейским отчётам, до Косого залётные грабили банки, магазины и мелкие фирмы, устраивали беспорядки и акты вандализма и походили на кучку преступников, решивших оторваться в трудный для общества момент. С появлением амбициозного и башковитого лидера они остепенились, стали осторожнее и даже попали в объектив Альянса злодеев, стягивающего к себе в помощники наиболее перспективных засранцев. По данным информаторов, не просто так — Шигараки Томура замышлял что-то крупное и однозначно мерзкое, но узнать его планы в деталях не удалось до сих пор.

«Хотят вытащить Все За Одного», — как-то долетело до Кацуки в школе.

«Планируют убить Старателя! Однажды им это почти удалось, и сейчас, после смерти Всесильного...» — гулял кем-то пущенный слух.

«А вы знаете, в новостях писали, что герои повязали иностранных злодеев в Нагое! Может быть, это тоже связано...» — пугал один идиот других, пока Кацуки зашнуровывал ботинки на крыльце общаги. Это «А вы знаете» и «писали» тогда здорово раззадорило его, и болтавший херню Минета едва не огрёб пинка и взрыва по физиономии. Будущие, блядь, герои! Трепло кукурузное! Значение имеют только факты, а не тупые домыслы и слухи!

А факты были таковы.

Косой и его люди должны были встретиться с Шигараки Томурой сегодня в Иокогаме. Не для обмена информацией, оружием или деньгами — для передачи, мать его, биоматериала для модификации Ному, потому что новой нишей своего бизнеса уродец Косой избрал торговлю людьми. Полиция носом землю рыла даже ради мельчайших зацепок, и теперь нужно было не только остановить «первую партию товара» — заловить всех этих ползучих гадов.

Кацуки мрачно хрустнул костяшками пальцев, выслушивая Джинса и Волкодава. Те переглянулись, пожали друг другу руки и скомандовали двигаться к своим позициям тем, кто этого ещё не сделал. Небо над головой снова нахмурилось облаками, духота давила со всех сторон, но Кацуки ощущал себя не страдальцем — часовой бомбой с поломанным механизмом. Кровь кипела от злого предвкушения скорой битвы, не давая оставаться на месте, и он сделал шаг, второй...

— Удачи, Каччан.

Голос Деку — надтреснутый голос задрота Деку — ударил его в спину.

Кацуки резко оглянулся через плечо. Задрот стоял в паре шагов от него, поправляя перчатки, с выражением вселенской сосредоточенности на веснушчатой физиономии. Стоило им пересечься взглядами, и он попытался выдавить нечто, похожее на ободряющую улыбку, но вышло отвратительно — Садако улыбнулась бы лучше. За прошедшие три месяца Деку не сильно изменился внешне, — не исхудал, не стал бледной молью, — но иногда двигался и говорил так механически, что становилось тошно даже Кацуки.

— Придурок, — оборвал он собственные мысли, поморщившись, как от зубной боли. К третьему году обучения у них установились отношения, больше напоминающие пакт о ненападении: Деку лишний раз не лез к Кацуки со всякой херней, а Кацуки не прессовал его и старался больше игнорировать. Конечно, им приходилось работать вместе и на практиках, и на стажировке, и от задрота даже был толк, но чёрта с два Кацуки собирался идти с ним на близкий контакт! — Твоя задача — держать перекрытыми пути отступления злодеев, так что не вздумай налажать. Если хоть какая-то крыса ускользнёт, пеняй на себя.

Он не собирался проваливать эту несчастную операцию. Особенно сейчас, когда в обществе царило упадническое настроение.

— Да, конечно, — в ответ на мрачный взгляд Деку прекратил давить из себя кривые улыбки и снова стал сосредоточенным. Кацуки же не круглолицая, право слово — его волнует только операция, а не состояние этого задрота. — Я тебя понял. Но всё равно... Удачи. Цукаучи-сан сказал, что Альянс может привести с собой одного из новых Ному, и поэтому...

Кацуки дёрнул уголком губ и едва не зарычал от злости. Задрот сбился с мысли, проглотил последние слова, и уставился на него со странным выражением, разбирать смысл которого сейчас он не собирался совершенно. Часы тикали — и внутренний таймер Кацуки тоже.

— Просто заткнись и делай. Усёк?

Деку открыл и закрыл рот, вздохнул:

— Ага. Увидимся, — и был таков. Дверь ближайшего полицейского фургона с лязгом захлопнулась за ним, избавив Кацуки от чужого словесного поноса. Он тяжело втянул носом почти горячий воздух, микровзрывами заставил подпрыгнуть какого-то совсем зелёного офицера и сам поспешил сесть в машину.

Действительно, блядский день. Грёбанная неделя. Поганый месяц. Даже три, потому что Всесильный скончался три месяца назад, и по всей стране объявили траур. Новость о его смерти, пусть он и давно отошёл от дел, была похожа на удар ядерной бомбы — даже сейчас Кацуки помнил те оглушающие чувства пустоты и неверия, навалившиеся на него за одну секунду. Тот, кто некогда казался вечным, ушёл, и в обществе наступило смятение едва ли не большее, чем после событий в Камино.

Все За Одного сидел в камере в Тартаре, Шигараки Томура злодействовал и радовался своей поганой жизни, а Всесильный тихо скончался у себя в постели под утро. Отвратительная ирония жизни.

Кацуки стиснул пальцы на колене, глядя за окно. Их автомобиль вырулил на узкую дорогу сразу за фургоном с Деку и, набирая скорость, понёсся в сторону старой части порта.

До операции оставался час.

***

Тёмные клубы дыма от горящего склада поднимались высоко в небо. Огонь распространялся быстро, жадно охватывая рыжими языками старые стены и перекрытия, плевался искрами и потрескивал. Лицо обдавало горячим жаром, совершенно не похожим на привычную уличную духоту, в нос бил запах гари и горящей плоти, по ушам — нечеловеческий ор одного из подельников Косого. Тот метался рядом с Кацуки, будто ничего не видел и не соображал, махал руками, а пламя с его куртки давно перекинулось на всю остальную одежду, лицо и волосы.

— Дебил! — рявкнул Кацуки, взрывом отталкивая второго подельника Косого. Тот взвыл, хватаясь за лицо, и бухнулся на колени, и этой заминки хватило, чтобы вырубить его ударом по шее. — На землю, на землю падай, мать твою!

Ещё не хватало, чтобы понёсся по всему порту живым факелом! Кацуки никогда не был гуманистом, но это бы добавило хлопот, да и захваченные Косым люди прятались на других складах. Старые, те могли вспыхнуть от одной искры — горящему складу хватило чиха человека с огненным дыханием. Из хорошего было, что стоял он особняком, а из плохого...

Утробный рёв Ному из огненного Ада заставил Кацуки заскрипеть зубами от злости. Охваченный огнём злодей, издав тонкий вскрик, наконец-то рухнул на землю и стал кататься по ней, сбивая пламя, но всё внимание Кацуки переключилось на живучую тварь Шигараки Томуры. Изнутри склада донёсся странный скрежет, стена напротив угрожающе дрогнула, а спустя секунду горящие обломки брызнули в стороны, когда Ному врезался в неё всем весом. Он не просто проделал дыру — снёс половину стены, и сразу же за этим у склада с протяжным грохотом обвалилась крыша.

Но чёрт с ней. Единственной живой тварью на складе был Ному, но огонь будто соскользнул с его чёрной шкуры — ни ожогов, ни даже подпалин. Кацуки ругнулся сквозь зубы, мгновенно напружиниваясь, но не успел броситься в атаку первым — монстр по-собачьи встряхнулся, оставил на асфальте глубокие царапины и скакнул в его сторону уродливой жабой. Не долетел, приземлился на почти потушившего себя злодея, и у Кацуки едва не скрутило внутренности от того, как тот разорался пуще прежнего. Он слышал хруст ломаемых рёбер и позвонков, треск сухожилий, и сразу же — отвратительное хлюпанье, когда Ному небрежно чиркнул когтём по чужой шее. Злодей забулькал кровью, захлёбываясь ею, и его ор оборвался на самой длинной ноте, а скрюченные в агонии пальцы слепо заскребли по земле — обугленные, с отслоившейся почерневшей кожей.

На застывшего на мгновение Кацуки накатила настоящая жуть вперемешку с омерзением и раздражением.

«Блядь», — потому что из чужого раскрывшегося горла лилась тёмная кровь, растекаясь по земле уродливым матовым пятном. Прозвучавший вместо предсмертных слов — да какие тут слова! — сиплый хрип ввинтился в мозг раскалённым шурупом, и в мозгу же отпечаталась картинка: повёрнутое в его сторону лицо злодея, чёрно-бурое от копоти и крови, с обнажившейся костью, и зубастый оскал Ному.

Просто:

«Блядь!», — и привычная злость накрыла Кацуки, как кроет наркоманов от дозы. Адреналин понёсся по венам, секундная заминка, казавшаяся вечностью, оборвалась с его быстрой атакой. Ному приоткрыл огромную пасть, будто хотел что-то сказать, но Кацуки не собирался ни давать ему думать, ни тем более трепаться — выставил назад одну руку и активировал причуду, чтобы взвиться в воздух высоко и немного вперёд. И — встретил прыгнувшего ему навстречу монстра настоящим огненным залпом из сложенных перед собой ладоней.

Рыком:

— Сдохни!

Грохот от его взрывов прозвучал серией громовых раскатов, яркая вспышка осветила оскаленную морду Ному прежде, чем огонь поглотил эту чёрную тушу. Кацуки не жалел мощи — ударил аж до жжения в ладонях, и оттого отдачей его, не имеющего опоры, швырнуло назад. На короткое мгновение мир смазался, в ушах громче засвистел ветер, глуша рёв Ному, но Кацуки быстро сориентировался: крутанулся вокруг своей оси, снова активируя причуду и с её помощью выравнивая равновесие и немного замедляя падение. Причудой же снова ударил почти у самой земли — по ней же, несильно, но достаточно, чтобы ещё больше сбить скорость.

Столкновение всё равно вышло жёстким, немедленно отозвался тупой болью ушибленный бок, но Кацуки, не раскачиваясь, вскочил на ноги. Его не вело, только сердце сумасшедше колотилось в груди, а пот катился градом, заливая глаза. Он коротко провёл по лицу тыльной стороной ладони и нахмурился — из горящего склада снова утробно завыло чудовище Шигараки Томуры.

Собака, мать её, Баскервиллей.

— Какого хера вы все такие живучие, — процедил Кацуки сквозь зубы, зло щурясь. Расстояние между ним и чёртовым складом увеличилось — он оказался на краю зоны хранения, ближе к причалу. За его спиной сонно шумело море, и полоумно кричала чайка, но Кацуки воспринимал эти звуки на периферии сознания, равно как и опять припекающее солнце.

Чёрным шаром выкатившийся из бушующего пламени Ному навевал ощущение дежавю. Кто там говорил, что снаряд не падает дважды в одно место?

Монстр яростно встряхнулся и, вскинув здоровую башку, в упор уставился на Кацуки. Разглядеть выражение его морды с такого расстояния было непросто, но хватало чувства, что направленный взгляд страшный, пробирающий до костей. Кацуки тряхнуло от усилившегося напряжения, он яростно осклабился — и снова бросился в атаку.

Рыкнув что-то почти человеческое, Ному подобрался и снова прыгнул, как в первый раз. Для здоровой и с виду неповоротливой туши он был неожиданно быстр, и разделяющее их расстояние покрыл за несколько секунд, приземлившись прямо в полуметре от Кацуки. Приземлился и сразу подался всем телом вперёд, раззявив пасть не иначе как для укуса — и получил в неё обжигающе горячей волной взрыва.

Яростный рёв подстёгивал, будто плетью. Направленную в живот когтистую лапу Кацуки отбил новым взрывом, вторая со свистом распорола воздух в паре сантиметров от его носа, и ему пришлось быстрым прыжком разорвать дистанцию. Ному вхолостую щёлкнул зубами, дёрнул головой и молнией метнулся следом, низко пригнувшись к земле.

Они кружили друг напротив друга до отвратительного долго. Устойчивость чудища к огню не вогнала Кацуки в отчаяние, если мудак Шигараки на это рассчитывал — внутри него будто полыхал настоящий пожар. Операция могла покатиться в тартарары, потому что Ному — этих блядских Ному — здесь была не одна тварь, а целых три в компании Спиннера из Альянса. И пока ещё два монстра и зелёный фанатик сражались где-то в другой части порта, его задерживало это уёбище!

— Сдохни уже!

Кацуки ударил Ному по морде почти в упор, выжигая широко распахнутые глаза — тот не успел отшатнуться или зажмуриться. Чудовище страшно завыло, вызывая короткую дрожь по хребту, а в следующую секунду внезапно извернулось и сомкнуло челюсти на правом наруче Кацуки. Обмундирование затрещало, крошась и ломаясь под острыми зубами, и он с руганью шарахнул Ному новым взрывом в грудь. Давление на наручь ослабло, Кацуки быстро отдёрнул руку, но в следующее мгновение левое плечо ожгло острой болью — когти монстра расчертили его до самого локтя глубокими бороздами. Хлынула кровь, пачкая костюм и заливая ещё целое обмундирование, но думать об этом было некогда. Несмотря на боль, Кацуки отбил новую атаку, едва не оставшись без пальцев, и с помощью причуды отскочил от чудовища.

Сердце колотилось, почти выпрыгивая из груди, дышать получалось тяжело и хрипло. Правый наруч был теперь бесполезен, а левый больно оттягивал раненую руку — та подрагивала, и любое, даже незначительное движение посылало по телу волны боли. Сцепив зубы, Кацуки уставился на Ному, замершего на месте и только слепо крутящего башкой из стороны в сторону — вместо глаз у него были тёмные провалы с запёкшейся по краям кровью.

Он не регенерировал.

«Чёртов Альянс. Теперь усиливают своим тварям что-то одно, не насаждая тысячу и одну причуду?»

Кацуки сделал мелкий шаг в сторону Ному, и тот резко повернулся в его сторону. Из оскаленной пасти вырвалось плохо разборчивое:

— Ты!

Кацуки напрягся, быстро принимая боевую стойку. Левое плечо ныло и горячо пульсировало, неприятно отвлекая на себя внимание, по коже бежали капельки крови, и рассчитывать на прежнюю манёвренность не приходилось. Ному угрожающе дёрнулся в его сторону, раздувая ноздри, и Кацуки не стал ждать продолжения. Рванул вперёд — и тут же с проклятиями отпрянул назад, когда чужая воздушная атака сбила монстра с ног и отбросила на несколько метров. По ушам ударило до чертей знакомое:

— Каччан! Прости, я ударил немного раньше, чем ты...

— Какого хера ты тут делаешь, задрот?!

Деку — грёбаный чёрт из табакерки — подскочил к нему с обеспокоенно-сосредоточенным выражением на бараньей физиономии. Примерно так подлетают к раненым медсёстры, и это невольное сравнение промелькнуло в голове Кацуки короткой злой вспышкой. В раздражении цыкнув, он оттолкнул поднятую было руку задрота и вообще бы оторвал, вздумай тот прямо её протянуть. Но Деку намёк понял, отступил на шаг с виноватым кивком и тут же снова посерьёзнел, переведя взгляд на Ному.

— Какого хера, — повторил Кацуки, тоже глядя на поднимающегося монстра, — ты тут делаешь? Твоя позиция с другой стороны, или ты на ровном месте навернулся и всё забыл к чёрту?

Вдох-выдох. Раздражение прошло почти мгновенно, оставив после себя сосредоточенность и желание поскорее со всем покончить. Кацуки вспыхивал, как фейерверк — или ручная граната. И если бы задрот начал мямлить или гнать пургу вроде желания помочь ему, он бы снова взорвался, но:

— Топ Джинс сам отлавливает беглых злодеев... — Деку рвано выдохнул, — ... а меня попросил найти тебя. Ты очень быстро пропал из виду, Каччан... Он решил подстраховаться.

— Перестраховщики, — Кацуки поморщился, не отрывая взгляда от Ному. Тот топтался на месте, крутил башкой и остервенело прислушивался и принюхивался. Из его глотки вырывался странный клёкот, эхом раскатывающийся по площадке. — Тогда не путайся под ногами. Иначе я за твою подпалённую рожу оправдываться не буду.

— Да, — в голосе задрота мелькнуло непонятное Кацуки выражение. Опять не ко времени и не к месту. — Я тебя понял.

Кацуки не стал отвечать ему. Не потому, что решил проигнорировать или прикинуться глухим — всё действительно было не к месту.

Потому что блядских Ному оказалось не три.

***

Попавшая на царапины морская вода жгла их, будто расплавленное железо. Боль вгрызлась в плечо, вызывая онемение и противную дрожь, из-за воды стало сложнее использовать причуду, но Кацуки продолжал бой с прежним остервенением. Извернувшись, он тяжёлым ботинком заехал Ному прямо по зубам и под его возмущённый рык отпихнул зазевавшегося Деку в сторону.

— Двигайся!

Вместо ответа тот поднырнул под раненой рукой Кацуки и наградил второго Ному, выпрыгнувшего из воды на причал, мощным щелчком. Вместо лба попал ему прямо в основание челюсти, сухо щёлкнули кости — или уже показалось? — и чудовище рухнуло обратно в море, подняв тучу брызг. Не теряя времени, Кацуки быстро поменялся с задротом местами, и ослеплённый им Ному пожалел, что вновь бросился на звук — огненный взрыв отправил его вслед за собратом.

Впрочем, праздновать было пока рано.

— Твою мать, — Кацуки сплюнул себе под ноги и, хрипло дыша, принялся оглядываться, чтобы не пропустить момент атаки, — они не как та тварь, ранившая Старателя... Но, бля, живучее тараканов!

— Шигараки их... модернизирует, — Кацуки не видел лица задрота, но готов был поклясться, что тот болезненно скривился. Они стояли спина к спине, как герои в тупых детских мультиках, и ему хватало самообладания и ума, чтобы согласиться и на такое сотрудничество. — Всё чаще они идут с какими-то явными отличиями. И это ужасно.

— Больной ублюдок.

Они в напряжении замолчали. Тяжёлый густой воздух наполнился тревожной тишиной, нарушаемой шелестом моря и отдалёнными звуками чужой битвы — треском, звоном, грохотом. Краем глаза Кацуки видел, как над старой частью порта то завихряются потоки воздуха от чужой причуды, то что-то сияет, но не позволял себе отвлекаться. Сердце ухало всё сильнее от того, что секунды текли, а Ному не нападали — затаились, потому что поверить в их чудесное утопление мог бы разве что идиот.

Твари хитрили. Шигараки стал присобачивать им мозг не только для устрашения?

За спиной тихо сглотнул и выдохнул Деку. Он казался туго натянутой, почти звенящей струной — ещё больше, чем сам Кацуки. И когда в отдалении послышался странный свист, смутно похожий на манок, и вода снизу плеснула громко и отчётливо, среагировал быстрее. Движение было практически неуловимым, мгновение — и Кацуки, получив чувствительный толчок в спину, по инерции сделал несколько шагов вперёд, чтобы сохранить равновесие. Не успев даже подумать, он резко обернулся назад, вскидывая руки как раз в тот момент, когда на причал между ним и Деку вспрыгнул один из Ному.

По гладкой серо-зелёной коже твари стекала вода, спинной плавник топорщился, делая её горбатой, но больше всего внимания привлекали движения — плавные, как у змеи под звуки дудки. Кацуки отметил всё это краем сознания, но не придал значения, поглощённый желанием скорее расправиться с проблемой. Ному был перед ним, что красная тряпка перед быком, и он обрушил на него новый залп с коротким окриком:

— Деку!

Задрот подстреленным зайцем отпрыгнул назад и в сторону, уходя с линии огня. Кацуки бы с удовольствием подпалил и его тощий зад — он его оттолкнул, сучёныш! — чтобы неповадно было, но заняться этим можно было и позже. Ному накрыло огненной волной, и его не рык — пронзительный визг — взлетел к небу, нервируя, а раненая рука отозвалась новой болью из-за отдачи. Скривившись, Кацуки быстро огляделся, не видя второго монстра, а Деку нырнул в клубящийся после взрыва дым, чтобы вышибить оттуда чудище. То отлетело далеко от причала и приземлилось на землю с глухим шлепком — и Кацуки готов был поклясться, что успел увидеть обугленную и сползающую кожу.

Деку оглянулся на него, и глаза его округлились. Пронзительное: «Каччан!» слилось с шумом воды и плесками позади Кацуки, и он снова не думал, а действовал. Взрыв с разворота получился ничуть не слабее прямого, но всё оказалось впустую, потому что второй Ному перемахнул причал одним длинным прыжком.

Он просто оставил их позади.

— Какого хер... — Кацуки обернулся, поймав ошарашенный взгляд Деку, и осёкся на полуслове. Ному не нападали: что первый, поднявшись, вихляя из стороны в сторону и оставляя на земле бурые следы, что второй, двигающийся на слух и запах. Они удирали, и громкий звук манка казался почти издевательским.

Какая-то сука управляла монстрами, как собачонками.

И эта же сука вела их в сторону новой части порта.

Кацуки понадобилось несколько секунд, чтобы это понять. Задроту, видимо, тоже — растерянное выражение его рожи сменилось осмысленным отнюдь не мгновенно. От души выругавшись, Кацуки стиснул руки в кулаки и ринулся следом за Ному, мимоходом отвесив Деку хорошую затрещину. Тот громко ойкнул, выкрикнул в спину: «Каччан, зачем?!» и почти сразу нагнал его, сердито пыхтя.

Живой и безо всякой заторможенности в движениях.

— Вломлю сильнее, если ещё раз так сделаешь, — сквозь зубы бросил Кацуки на бегу и ускорился, не вдаваясь в подробности. Задрот ведь не совсем отбитый, поймёт, что к чему. — Быстрее!

Вместо ответа тот не просто поравнялся с ним, а обогнал, чтобы потом использовать Один За Всех и прыжками унестись далеко вперёд. Дальше Ному, отрезая им путь и оттесняя их обратно, но это не помешало Кацуки сыпануть в его адрес проклятиями — шустрый самоуверенный засранец! Раненая рука с каждым резким движением слушалась всё хуже, тупая ноющая боль стала почти привычной, и ему оставалось только положиться на задрота.

Кацуки терпеть не мог полагаться на кого-то. Но их с Деку совместные задания за последние полтора года были самыми успешными на курсе.

***

В той части порта, куда стремились Ному, швартовались и разгружались огромные грузовые суда. Человек, попытавшийся перебросить туда чудовищ, делал это намерено, чтобы посеять панику и увеличить число жертв, не ограничиваясь ранеными полицейскими и бандой Косого. Так считал Джинс, в этом был уверен Кацуки, а мнения остальных он и не подумал спрашивать — никто бы не выдвинул ничего нового. У Альянса злодеев непорядки с башкой, законом и гуманизмом, в конце концов.

— Мы видели злодейку, — донёсся до него голос рыжей старосты из Б. — Светловолосая, в школьной форме, сначала играла на каком-то приборе и смеялась... Я уверена, Тога Химико.

Кацуки машинально дёрнулся и зашипел, получив от латающего его врача недовольный взгляд. Но это было ему до лампочки, куда важнее оказались слова рыжей, докладывающей о своей части операции:

— Прошу меня простить, я не сразу её узнала. Мы с Мономой как раз задержали тройку из банды Косого, когда они собирались увести с собой нескольких из похищенных людей. Тогда её и увидели, и... она отступила.

— Она вас испугалась? Вы бросились в погоню? — голос офицера звучал сдержанно и спокойно. Оглядываясь через плечо, Кацуки видел, как тот записывает всё в блокнот, а рыжая стоит прямо, будто палку проглотила. И отвечает, хмурясь:

— Испугалась? Вряд ли... Мы как будто ей помешали. Она скривилась, не очень-то похоже на испуг. Мы попытались догнать её и задержать, но потеряли из виду, и играть она прекратила. Наверное, посчитала, что так её точно найдут. Хотя я всё равно не понимаю, к чему были эти концерты...

Зато понимал Кацуки. И задрот, разбитую физиономию которого приводили в божеский вид справа от него:

— Надо сообщить полиции и про, Каччан, — он поморщился, когда врач прижёг глубокую царапину, наискось пересекающую его лоб и уходящую под волосы. Размазанная по лицу кровь, ссаженная на подбородке кожа и назревающие гематомы — в этот раз ещё легко отделался. — Помнишь, когда звук прекратился? Ному снова стали себя контролировать. Мыслить...

— Ному и мыслить — это ты хватанул, — Кацуки скривился, но позволил обработать разбитые губы. Антисептик жёг не хуже морской воды. Добавил после: — Но чёрт бы их побрал! Особенно мудилу Шигараки.

Мудила не появился на встрече вообще. И Косого с его людьми, и героев с полицией вместо него ожидали Спиннер и Ному, а теперь выяснилось, что ещё и Тога Химико. Быть может, эта сделка была для него не так важна, чтобы появляться лично? Или вместо неё изначально планировалась ловушка и бойня? Вопросов у Кацуки было больше, чем ответов, и это снова злило и усиливало отвратительное чувство растерянности.

Нахрен им манок для Ному, если твари и так слушаются Альянс? Ещё больший контроль, управление монстрами через дудку, как через игровую консоль? Тогда Тога Химико — Тога Химико, не участвовавшая в бойне — грёбаный тестировщик.

Кацуки стиснул здоровую руку в кулак и прикрыл один глаз, пока врач лепил под него пластырь. Рядом возился и вздыхал Деку, неподалёку в очередной раз сходил с ума копирующий полудурок, но к ним его не подпускала закончившая доклад рыжая. В машину скорой помощи, мигающую огнями, погружали последнего из похищенных — рогатого тощего пацана, придерживающего вывихнутую челюсть. Полицейские фургоны с задержанными злодеями уехали ещё минут десять назад, захватив с собой уцелевших Ному, троих из четырех. Четвёртый не сбежал — издох от взрывов Кацуки, потому что оказался слишком зависим от воды.

Цукаучи, отбывший вместе с ними, сказал напоследок:

— Всесильный бы гордился вами, — и улыбнулся устало и печально. И эти слова, и эта улыбка засели в мозгу Кацуки, царапая не хуже стекольного осколка. Он даже не нашёлся сразу, что ответить. Чувство растерянности распирало его изнутри, и примешавшаяся к нему горечь и мысль: «Я мог бы лучше» делали только хуже.

Всесильный бы гордился всем их выпуском, даже самыми последними долбоёбами. Гордился бы им, а в особенности — Деку.

Деку рядом снова жутко бубнил, строил теории и выглядел почти нормально, будто не слышал похвалы Цукаучи. Но он слышал, не глухой же. Надо думать, рыжая и насущные проблемы со злодеями снова отвлекли его от тяжёлых мыслей...

Кацуки тряхнул головой и резко встал. Ещё не хватало носиться с задротом, как с писаной торбой! Жив и подстраховал во время операции, и то ладно. Врач сухо кивнул ему, упаковывая лекарства обратно в свой ящик, и Кацуки поблагодарил его ответным кивком.

— Каччан...

— Я к полиции, — буркнул он, касаясь пальцами забинтованной руки. От него теперь сильно несло антисептиками вперемешку с потом, а выглянувшее из-за туч солнце пекло, как на сковородке. По телу разливалась свинцовая усталость, делая ноги и руки почти неподъёмными и притупляя эмоции. Привычные злость и раздражение поугасли и просто тлели. — Как твою морду приукрасят, тоже дуй туда. Или мне одному отдуваться, задрот?

Кацуки коротко оглянулся, поймав взгляд Деку. Идиот правда исцелялся деятельностью — врачу пришлось ухватить его за плечо, чтобы не вскочил и не понёсся с докладом сразу.

— Я скоро! — запоздало откликнулся он, но Кацуки уже отвернулся.

***

Полиция записала показания тщательно, выспросив даже мельчайшие детали. Как, почему, что это за собой повлекло, видели ли ещё что-нибудь странное — поток вопросов, от которого пухла голова, но который был необходим. Поэтому в отель, где им сняли номера на время командировки, Кацуки возвращался с ломотой в висках и твёрдым намерением никого не видеть и не слышать до конца дня. Он многое хотел обдумать, но незадолго до обеда его телефон разразился звонками от Джинса, совершенно не обрадовавшего внезапной просьбой:

— Бакуго, Мидория вышел прогуляться, но его давно нет. Если я правильно понял, он сейчас на маяке, поэтому приведи его. У нас график.

— Не судьба просто позвонить ему? — Кацуки раздражённо дёрнул уголком губ, но прошёл в прихожую. Спорить с Джинсом было всё равно что пытаться сдвинуть с места Фудзияму. — Я не нянька этому дебилу!

— Ты его одноклассник и напарник, — парировал Джинс и отключился. Кацуки не взорвал телефон исключительно из соображений практичности, удержав гневный порыв усилием воли. Хренов задрот, приносящий с собой хаос, хренов упёртый про!

Попытки дозвониться до Деку успехами не увенчались. То ли у него разрядился телефон, то ли он тупо забыл его в номере, то ли засунул в какую-то задницу — Кацуки было насрать на причины, его волновал сам факт происходящего. Поэтому на маяк он отправился, по пути едва не засветив в глаз снова доебавшемуся до него Мономе — того ангелом-хранителем спасла их рыжая староста.

Взамен этого можно было спустить пар на тупом задроте. Кацуки бы так и сделал, но накопившаяся усталость по-прежнему давала о себе знать, и к тому моменту, когда он добрался до места, его хватило только на пинок Деку под зад. Тот явно почувствовал его приближение, потому что пинок стал для него скорее неожиданностью-что-я-тебе-сделал, чем неожиданностью-на-меня-напали. Едва не вспахав носом землю, Деку неуклюже подпрыгнул, потирая себя пониже спины и выпрямился, глядя на Кацуки с привычным бараньим выражением.

— Каччан, вот сейчас правда не за что было.

Кацуки сплюнул себе под ноги, зло фыркнув:

— На звонки бы ответил или не забыл про время, тогда бы не за что. Идиот.

Разумеется, задрот полез проверять телефон и застонал, увидев тот разряженным. Глянув на наручные часы, Кацуки дёрнул здоровым плечом, морщась от ноющей боли в левом, и присел на скамейку. За одним Деку он сюда, что ли, тащился? Тот, поколебавшись, присел на другой край и, опёршись локтями о колени, свесил кисти рук вниз.

Они замолчали.

Небо над головой снова затянуло тучами, и белая громада маяка на его фоне казалась сероватой. Джинс погорячился, говоря, что Деку «на маяке» — туда, на огороженную забором территорию, никого не пускали, но неподалёку от него была разбита небольшая смотровая площадка с видом на море. Сейчас здесь были лишь они вдвоём, и в тишине задрот даже не бесил. Тихо выдохнув, Кацуки откинулся на спинку скамейки, наблюдая за спокойной водной гладью.

Сам он редко бывал спокоен.

— Каччан...

«Блядь. Как сглазил».

— Чего тебе? — он не обернулся, но Деку продолжил, медленно подбирая слова:

— Наверняка ты тоже думал об операции... Всё это выглядит очень подозрительно, не находишь? Сама идея подбора биоматериала... — он запнулся и сглотнул, — ...для новых Ному. Раньше Альянсу никогда не были нужны поставщики, они и так находили людей, и Ному создавались ничуть не реже. С чего вдруг вылезла эта банда Косого? Они ведь просто бандиты, которые хотят побольше заработать!

— Намекаешь, что это всё-таки подстава?

— Предполагаю. Косой мог просто оказаться удачной пешкой, а их целью было что-то другое. Испытание нового прибора для Ному, их реакции на него в стрессовой ситуации?

— Или терроризм.

— Или всё вместе. Ведь в итоге на тайной... нет, даже засекреченной встрече появились герои и полиция.

В словах задрота была правда. Он тоже думал об этом — о ложной информации, слитой полиции либо кем-то из её информаторов, либо даже крысой. Точно так же, как в стенах Юэй оказался предатель, он мог оказаться и среди офицеров, и героев разного уровня. Встреча для перепродажи похищенных людей была преподнесена их группе как неоспоримый факт, но если вдуматься...

Кацуки потёр висок. Всё ещё слишком много белых пятен, чтобы утверждать точно, но для себя он уяснил одно — Шигараки Томура действительно задумал какое-то дерьмо. И здесь не были нужны никакие информаторы, достаточно встретить этого уёбка лично хотя бы раз.

— Может быть.

Иногда с Деку можно было поговорить, как с нормальным человеком. Они переглянулись, и каждый снова уставился в свою точку — Кацуки на море, а задрот себе под ноги. В небе с криками кружили чайки, а от сменившегося ветра наконец-то повеяло не жарой, а прохладой. Кацуки в напряжении гонял мысли в голове, перебирая их одну за другой, и отвлечься от них его заставил судорожный выдох рядом. Он скосил глаза в сторону и раздосадовано поджал губы, уловив в сгорбившейся фигуре Деку прежнюю заторможенность — тот, не глядя, медленно пересчитывал пальцы на собственных руках.

Судить задрота за его скорбь было глупо. Кацуки и сам скорбел, но Всесильный вряд ли бы обрадовался, если бы кто-то из них раскис. Он наставлял их, он учил их жить и быть настоящими героями, несмотря ни на что, но Деку произошедшее будто придавило к земле. Кацуки не хотел этого видеть, но они пересекались слишком часто, чтобы он мог с успехом это игнорировать.

Ну вот какого хрена. Его будто круглолицая укусила!

— Жопу поднимай и пошли, — отрывисто бросил он, убедившись по часам, что до обеда осталось совсем немного. — Я тебе тут сопли подтирать не буду, что бы там Джинс не думал. В следующий раз и ты, и он идёте нахер со своими просьбами!

Задрот вздрогнул и вскинул голову, глядя на вставшего Кацуки снизу-вверх. Моргнул и тут же подскочил с места, бросил прощальный взгляд на маяк и послушно потащился следом. Идти долго в тишине не смог — буквально перед выходом со смотровой площадки он окликнул Кацуки неожиданным:

— Каччан, думаешь, Цукаучи-сан прав?

Кацуки остановился, удивлённо хмурясь. Он не собирался поворачиваться, но чувствовал внимательный взгляд Деку между лопаток и оттого всё же спросил:

— С чего ты это вдруг?

Задрот ведь не умеет читать мысли. Что за тупое совпадение.

— Просто... — Пыль заскрипела под подошвами ботинок Деку, и он поравнялся с Кацуки, то засовывая руки в карманы, то вынимая их, и лицо у него было странным. Снова непонятное выражение, к месту ли или времени сейчас — неясно, потому что вокруг не бегали Ному, но разбирать его Кацуки по-прежнему не хотелось. — Каждый раз, когда смотрю на этот маяк, думаю о Всесильном. Он ведь для нас всех был маяком, Каччан... Не подумай, что я жалуюсь, нет-нет, просто хотел поделиться мыслями... потому что ты можешь понять.

Помимо воли, Кацуки сам поднял глаза к небу. Маяк будто подпирал его высокой плоской крышей, и сердце предательски пропустило удар под тихое задротово:

— И ты для меня тоже маяк. Я уже говорил тебе это, когда мы подрались, и нас Айзава-сенсей под домашний арест отправил. Давно дело было, да?

— Ещё бы детсад вспомнил, — машинально отгрызнулся Кацуки, зябко ёжась, хотя на улице по-прежнему стояла духота. Маяк притягивал взгляд, и в голове бегущей строкой шли недавние воспоминания: его яркий свет в ночи, отлично видный из окна номера. Моргнув, Кацуки опустил голову и увидел подошедшего ещё ближе Деку, наконец-то определившегося, что с руками в карманах джинсов ему удобнее.

Короткую паузу прервал сам Кацуки. Воцарившаяся тишина была какой-то странной и неправильной, приносящей дискомфорт и смятение, и он поступил так, как привык поступать — ощутимо толкнул задрота здоровым плечом в грудь, с глухим нарастающим раздражением отрезав:

— Ты мастак проёбывать атмосферу.

На лице задрота отразилось сначала удивление, и сразу же за ним промелькнула тоска. Не желая больше тратить на него время, Кацуки наградил его хмурым взглядом и быстро пошёл прочь обратно к отелю. Деку, вопреки сегодняшней традиции, не побежал вслед за ним, ограничившись криком:

— Каччан, я не хотел ничего такого!

Вместо ответа тот молча показал ему средний палец.

Блядский день. Однозначно.

И уж его остаток Кацуки точно проведёт в одиночестве, и ничто и никто ему не помешает.

@темы: Свой пейринг, Mini Ship Wars, Бакуго/Мидория, Текст