Тема: AU/кроссовер
Автор: Iida team
Бета: АД
Пейринг, персонажи: Иида Тенсей/Иида Тенья, ОЖП и ОМП
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс, экшн
Размер: 10 043 слова
Краткое содержание: Все было шиворот-навыворот, и даже Пятно оказался не тем, кем Тенья его считал.
Предупреждения: горизонтальный инцест
Тенья думал, что Пятно убьет его в том переулке.Но Мидория явился очень вовремя, совсем как… Как настоящий герой, как Всесильный на видео, которое облетело весь интернет: «Все будет хорошо. Почему? Потому что я пришел». Тенья лежал щекой на вонючем асфальте и понимал, что ему очень повезло, и что спасения он не очень-то и заслуживает. И вообще, расслабляться было рано. Паралич воспринимался ужасно, Тенья внутри себя орал что-то вроде «Встань и иди», и разум метался в окоченелом его теле. Он словно бы внутри себя полз или взбирался куда-то, и тень Пятна отвесно падала на него, длинная и издевательская, как его язык. И что-то было не так. Что-то было сильно не так, и Тенья все никак не мог уразуметь, что именно. По стене прошло отражение длинной ледяной вспышки. Тодороки. Но холода Тенья не почувствовал.
Он попытался сосредоточиться, получалось это с трудом. Раненый герой рядом с ним то и дело постанывал, раздражающе и ритмично. Тенья прислушался. Интервал между стонами составлял ровно четыре секунды. Бой продолжался, но Тенья словно отдалился от него. Огонь и лед, встопорщенные волосы Мидории и голос Пятна звучали теперь на периферии, похожие на звук включенного телевизора, в нем герои сражались со злодеем, а Тенья сидел в пещере своего тела и пытался думать. Выходило не очень: то и дело из глубин памяти всплывало бессмысленное, какое-то сонное лицо брата и его «Прости, я подвел тебя». Следом за этим чувства Теньи — страх, боль, ярость — поднимались темным взбаламученным облаком.
Так нельзя, подумал Тенья, он нужен своим друзьям и должен самому себе. Ему вспомнилось, как брат учил его медитации. Вдохни, успокойся, сосредоточься. Тенья глубоко вдохнул. Мир на секунду остановился. Асфальт пах розами. Тенья, не поверив себе, снова глубоко вдохнул, на этот раз принюхиваясь. Никаких сомнений, до этого вонючий асфальт — чем он вонял? Тенья не мог вспомнить — отчетливо пах розами, и не какими-то, а сортовыми розами тетушки Фумико. Она жила за три дома от родителей Теньи, и в своем садике выращивала исключительно розы: большие и маленькие, красные, розовые, желтые, кустовые и шпалерные, и конец весны и первую половину лета вся улица приторно благоухала розами.
«Думай, Тенья, думай».
Паралич проходил, начали шевелиться пальцы. Если это розы тетушки Фумико, которым неоткуда здесь взяться, значит или он сошел с ума, или… Тенья сжал руку в кулак.
— Ты вообще собираешься нам помогать? — на него смотрел Мидория.
Все в переулке замерло. Пятно сидел на корточках, прильнув к карнизу, Тодороки безмолвно стоял, и пламя бездымно сжигало его левую половину. Тенья почувствовал себя частью любительского спектакля. Прежде ужасный, переулок теперь напоминал декорацию. Статисты ждали.
— Собираюсь.
Тело подчиняется разуму. Тенья вскочил. Он бил наугад, инстинктивно целясь туда, где запах роз был гуще всего, такой густой, что его почти можно было увидеть, как марево над разогретой мостовой.
Он попал. Реальность вокруг него начала оплывать потаявшим воском. Над черным исчезающим небом открылось вдруг солнце, переулок раздался вширь и посветлел, тишина — а там была тишина, всеобъемлющая, гнетущая, лишь слегка замаскированная голосами Пятна и Мидории — сменилась шелестом листвы и далеким гудением электрички, вскоре затихшим вдали. Ветер пах розами. Тенья посмотрел на себя — из-под доспехов проступала обычная школьная форма. Пахло паленым. Тенья суетливо охлопал тлеющие штаны. Он бил с ноги, машинально включив двигатели. Носок кроссовка был в крови.
Она лежала чуть поодаль, похожая на мешок тряпья с надетым поверх париком. Тенья пошел было к ней, но споткнулся и упал. Мир вокруг напоминал ему ботинки, которые слишком велики. Небо оказалось слишком высокое, асфальт — чересчур жестким, те самые розы (или другие?) выглядывали из-за высокой ограды по правую руку и оглушительно пахли. Реальность была слишком реальная. А Тенья словно бы выполз на улицу впервые после затяжной утомительной болезни. Небо как будто дышало над ним — то отращивая низкий облачный слой, то поднимая его. Тенья попробовал встать на четвереньки, понял, что у него не получится, и пополз. Школьная сумка била его по боку, асфальт был похож на наждак и жалил ноги сквозь форменные брюки. Ветер перебирал невнятного цвета волосы на том, что было человеком, пока Тенья его не ударил. Ему казалось, он полз целую вечность под жарким взглядом солнца, уставившегося ему в затылок. Если бы не весна, Тенья свалился бы с солнечным ударом.
Она вполне отчетливо дышала. Незнакомое лицо, приличная одежда. Тенья отшвырнул ее в стену, о которую она стукнулась, упала и потеряла сознание. Тенья лежа смотрел на нее, и ему казалось, что его тошнит, но как-то странно, как будто бы не физически. Голова не кружилась, но переулок, чистый, просторный тупичок в спальном районе, словно бы мерно раскачивался с небольшой амплитудой.
И тут до Теньи дошло. Часто понимание похоже на озарение, вспышку света в пыльной захламленной комнате. Тенья провалился в ревущую липкую темноту. Падение было почти физически ощутимым: на миг день вокруг него вывернуло наизнанку в фальшивую душную ночь, и луна посмотрела на Тенью слепым насмешливым глазом поверх головы Пятна, и Тенья падал в этот взгляд, как в устье колодца, и в ушах у него бухало и продолжало бухать, даже когда он пришел в себя с телефоном в руке. Сумка лежала подле него с оторванной лямкой, переворошенная и смятая. Экран телефона мигал сообщением. Тенья машинально открыл его. «Вы рядом с нашей пиццерией? Только сегодня…»
Тенсей для Теньи всегда был номером один и именно под этим номером был забит в телефоне. Решетка, один. Тенья не решался приложить трубку к уху и держал ее напротив лица.
— Что, еще не дома? — Тенсей шел и улыбался, его изображение на экране телефона подрагивало. — Ладно тебе, мама сказала… Тенья? Что с тобой? — Тенсей остановился.
— А что со мной? — хотел спросить Тенья и не смог, голос изменил ему, и слова куда-то пропали.
— Тенья! — Тенсей так близко сунулся в экран, что, казалось, готов был пролезть сквозь него. — Ты где?
Тенья молча повернул телефон к розам.
— Я сейчас.
Тенсей отключился. Тенья лежал на спине и смотрел на небо в рамке заборов, зеленых изгородей поверх и шпалерных роз, покачивающих головками.
Рука Тенсея лежала у него на плече.
— Тен-кун, честное слово, мы просто поговорим, — инспектор, невысокий, изящный человек с длинным усталым лицом, явно был с Тенсеем на короткой ноге.
Ноги. Тенья ничего не мог с собой поделать: то и дело смотрел на ноги Тенсея. На здоровые, целые ноги Тенсея. На то, как он ходит, как стоит. Тенье казалось, ему больше ничего не нужно ни в этой жизни, ни в следующей — лишь бы Тенсей ходил и стоял бы вот так же, за его правым плечом. Сам Тенсей, судя по всему, дошел уже до стадии легкого умопомешательства от тревоги.
Он прибежал — нет, прилетел к Тенье, запыхавшись, в сопровождении троих его лучших напарников. Все это время Тенья, лежа лицом в небо, придумывал, что сказать. До него вдруг дошло, что все выглядит как сцена нападения, причем нападающим оказывался как раз он.
Тенсей ничего не стал спрашивать и шикнул на Тенью, когда тот открыл рот. Напарники, не подходя ближе, встали на расстоянии десяти метров друг от друга, образовав вокруг Теньи треугольник. Тенсей тоже подошел к нему не сразу — Тенья следил за ним, повернув голову. Тенсей потоптался, присел на корточки, потрогал асфальт…
— Эй, Тенья, ты стоял там минут пятнадцать минут, почему так долго?
Один из напарников, наклонившись, рассматривал женщину.
— Я простоял там три недели... — Тенья сглотнул.
Тенсей снял шлем и наклонился над ним. Его лицо заслонило все небо: встревоженный взгляд, крепко сжатый рот, сведенные брови. До этого Тенья смотрел, до боли вывернув шею, как он идет, и каждый шаг Тенсея отдавался в нем эхом, как у голодного, который смотрит, как кто-то другой ест.
— Ты как? — Тенсей положил руку ему на щеку.
Перчатка пахла нагретым металлом. Холодный жестокий голос сказал в голове у Теньи — не смей плакать, тряпка, и чуть тише шепнул — все неправда, ты думаешь, что освободился, но это не так, это самообман, всего лишь само… Тенья глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Тенсей был настоящим, Тенье ли не знать.
— Ингениум, она ранена! Нужна скорая.
— Скорая и полиция, — отозвался Тенсей, и неуловимо изменился, превращаясь в Ингениума, непогрешимого героя всего детства Теньи. — Все будет хорошо, — сказал его герой.
Ну, если под «хорошо» он подразумевал полицейский участок…
Первый полицейский предложил Тенье признаться и нудно уговаривал на это минут десять, не слушая ничего из того, что он говорил, а у Теньи осталось так мало сил на сопротивление. Он едва не вспылил. Затем к первому полицейскому присоединился второй с тем же предложением. Тенсей пришел спустя целую вечность и привел с собой инспектора Кобаяши — человека с длинным белым лицом и выражением глаз «как вы все меня достали».
— Кобаяши… — голос Тенсея будто сгустился и понизился.
Тенья никогда у него такого не слышал. Полицейские заткнулись как хор по жесту хормейстера.
— Ну, как дела? — Кобаяши потер руки быстрым, хищным движением, словно вымыл их в воздухе. — Все ваши показания мы уже записали...
Он кивнул полицейским, и те быстро откланялись и вышмыгнули за дверь, закрыв ее с раскатистым хлопком. В ярко освещенной допросной, голубовато-стальной, с угнетающе-низким потолком и двухсторонним зеркалом в полстены, на мгновение повисла тишина. Тенсей беззвучно подошел к Тенье и встал за спиной, положив руку ему на плечо. Именно этого Тенья и хотел уже долгое-долгое время, поэтому, чувствуя, как лоб покрывается холодным потом, подумал, что, наверное, это часть иллюзии, которая никак не закончится. Инспектор Кобаяши пронзительно смотрел на него.
— Доктор! — он гулко постучал в дверь и обратился к Тенсею. — Ты же позволишь его осмотреть?
Ладонь у Теньи на плече сжалась, но Тенсей, наверное, кивнул. Вопрос явно был исключительно формальным. Доктор зашел и уперся шишковатой головой в потолок. Чтобы поместиться, ему приходилось стоять, скрючившись.
— Простите, доктор, — Кобаяши тут же пододвинул ему стул.
Тот кивнул, сел и снял очки. Белки у него в глазах не соответствовали своему названию, потому что были угольно-черными. В абсолютной черноте висели радужки пронзительного зеленого цвета, пробитые точкой зрачка. Этот взгляд оказался совершенно завораживающим, Тенья смотрел и не смел даже моргнуть.
— Притягивает? — голос у доктора был низким и очень холодным.
— Да, — шепнул Тенья. Его засасывало. Взгляд затягивал его, как воронка в темной воде.
— Вмешательство было, — доктор обхватил ладонями подбородок Теньи, — смотри мне в глаза. Глубже. Направо. Налево…
Тенья захлебывался и сражался. Ему казалось, он и правда тонет. Его манило вниз, в светящиеся тихие глубины, но сдаться он не мог — его ждал Тенсей.
— … Уровень С с нестабильным временным контролем, — когда Тенья пришел в себя, доктор что-то надиктовывал Кобаяши, низко наклонившись над столом.
Голова казалась чугунной.
— Прости, — Тенсей обнял его за плечи.
И Тенья, который только что больше всего хотел, чтобы все это закончилось, передумал. В мыслях его царил сумбур, то и дело наплывали лоскуты воспоминаний — каких-то совершенно никчемных: он ест в столовой (а Тенсей лежит в коме), бежит в дождевике, разбрызгивая лужи, и боится опоздать (а Тенсей лежит в коме), разговаривает с Мидорией…
Тенсей положил подбородок ему на макушку.
— Скажите, сколько в вашей иллюзии прошло времени? — инспектор Кобаяши и доктор таращились на них. Тенье было почти все равно. Он попытался прикинуть — и не смог.
— Я не знаю…
— Давайте так: когда именно произошло переломное событие, которое все изменило?
— Ммм… После спортивного фестиваля… То есть нет, скорее во время. После этого прошло недели три…
— Тенья, — Тенсей присел рядом с его стулом и заглянул ему в лицо. — Спортивный фестиваль был сегодня.
Его голову словно сдавило тисками. Конечно, он знал, какое сегодня число, он же увидел дату на экране телефона. Увидел — и не поверил. Со времени фестиваля для него прошла целая жизнь, арена, шум толпы, вспышки фотоаппаратов на трибуне — все виделось ему ужасно далеким и ненастоящим, как сон, который вот-вот позабудется. Тенсей взял его за руку. Он словно бы побледнел, и казался расстроенным и помолодевшим.
Инспектор Кобаяши откашлялся:
— Посмотрите, пожалуйста, узнаете ее?
С фотографии на Тенью смотрела симпатичная, но какая-то совершенно неприметная женщина. Стоило отвести взгляд от фотографии, как становилось невозможно вспомнить ни ее черты, ни даже цвета волос.
— Впервые вижу, — честно ответил Тенья.
Инспектор поджал губы.
— Это Юи Сатоши.
— Сатоши?
— Да-да, сеть ресторанов «С&Ко» принадлежит ее мужу, — инспектор поморщился. — Так вот, госпожа Юи Сатоши. Она в свое время пыталась поступить в «Юэй», но провалила вступительные испытания и пошла в школу куда ниже рангом, и ту закончила кое-как и, даже не пытаясь претендовать на геройскую лицензию, вышла замуж за господина Сатоши. Вела жизнь образцовой домохозяйки, нарожала детей и жила долго и счастливо.
В тишине было отчетливо слышно, как инспектор нервно постукивает кончиками пальцев по папке, из которой только что вытащил фотографию. Тенья поежился. Допросная была неуютная, выстуженная, кроме того, ему отчего-то мерещилось, что на него устремлен невидимый, но ощутимый взгляд сотни выжидающих глаз. Тенсей сжал его ладонь.
— Инспектор, — доктор откашлялся.
— Да-да, — тот словно очнулся. — Так вот. У жизни госпожи Сатоши оказалась и обратная сторона: ее телепатический дар.
— Достаточно редкий, должен сказать, — от голоса доктора температура в комнате словно упала еще на несколько градусов. Он вещал так, словно глотка его была устьем в пещеру, скованную вечной мерзлотой. — Она не то чтобы внушает мысли, скорее дает некий мысленный посыл, благодаря которому жертва делает за нее всю работу, достаточно только поддерживать давление и ждать.
— Жертва? — Тенсей особо выделил слово, даже не пытаясь скрыть угрозу в голосе.
Доктор достал из кармана пиджака большие очки с зеркальным покрытием, в котором пронзительно отразился свет лампы под потолком.
— Жертва, — повторил он спокойно.
— Так вот, — поспешил встрять инспектор. — Герои постоянно тренируются, вне зависимости от того, какой дар им достался, укрепляют тело и сознание. Госпожа Сатоши, так и не получив лицензию, все время продолжала тренировать свой дар. Не намеренно, конечно, — тут же добавил инспектор.
— Она контролировала мужа, — очки доктора взблеснули. — Может, и не только его.
— И вы так быстро это поняли?
Доктор, судя по движению головы, перевел взгляд на Тенью, невидимый, но тяжелый.
— Долго ли умеючи. К тому же, предполагаю, вы переоценили ущерб, который ей нанесли: она получила скользящий удар в бок и отделалась единственной царапиной и несколькими ушибами. До развода пройдет.
Доктор улыбнулся, обнажив неровные тусклые зубы. Все лицо его от улыбки собралось в желтоватые складки и стало походить на странную карнавальную маску.
— Доктор, пожалуйста, не делайте так больше, — инспектор выглядел так, словно у него разболелся зуб.
Тенсей продолжал сидеть на корточках возле Теньи, и его присутствие было тихим и обнадеживающим, чем-то, на что Тенья мог хотя бы мысленно опереться: он ничего не понимал. Получалось, что эта женщина — обычная домохозяйка, с даром, конечно, но дар есть у всех, к тому же у него сложилось впечатление, что она пользовалась своей причудой наполовину неосознанно, да и причуда была того вида, применение которой очень быстро входит в привычку и становится чем-то незаметным — толика удачи, что-то вроде заговоренного храмового амулета в кармане. Выходило, что она и злодеем-то не была… Но стала им, напав на Тенью. Она почти убила Тенсея, сказал тот самый рассудительный голос в его голове. Нет, ТЫ почти убил Тенсея, она тебя лишь слегка подтолкнула.
— Все было бы хорошо у госпожи Сатоши, — инспектор вертел папку на столе, как доску для общения с призраками, — если бы не ее идея-фикс: академия Юэй. Сама она не поступила, но решила, что кто-нибудь из ее детей обязательно должен пройти. Она возлагала особые надежды на старшего сына: умница, отличник. В общем, он провалился.
Инспектор, вздохнув, посмотрел вверх и влево. Тенья сидел и мерз — тепло исходило лишь от руки Тенсея. Казалось, инспектор старается не смотреть на него, словно Тенья в чем-то провинился.
— Дальше, — попросил он, сам удивившись своему тихому беспомощному голосу.
Инспектор вздохнул.
— Дальше он поступил в другую школу, не лучшую, но хорошую… И, в общем, где-то неделю назад покончил с собой. — инспектор пожал плечами. — Тут-то она и слетела с катушек. Конец истории, — добавил он, хотя это было и так понятно.
Тенье понятно было только это.
— Но почему я? — спросил он одними губами.
Инспектор ткнул в него пальцем.
— Форма.
Тенья непонимающе посмотрел на свой пиджак.
— Ну и что… — он осекся, потер герб, гордо вышитый на кармане. — Она напала на меня из-за формы?
Инспектор устало потер лицо. Доктор молчал, и отражение лампы покачивалось в стеклах его очков. Тенсей едва заметно гладил Тенью по руке, чертя плавные, медленные круги большим пальцем на ладони.
Тенья всегда думал, что знает, кто такие злодеи. Они ну… злые. Противоположность героев. Люди, которые разрушают порядок. Женщина на фотографии была совершенно обыкновенной.
— Простите, — Тенья подвинулся к столу, притянул к себе папку и раскрыл ее. Инспектор молча ему позволил.
В папке лежало три тонюсеньких листочка и еще одна фотография. На ней счастливая улыбчивая женщина средних лет обнимала троих хохочущих детей на фоне аккуратного двухэтажного домика. У мамы Теньи был целый альбом похожих фотографий. Нет, он конечно, знал, что злодеи — такие же люди… В теории. На практике…
Госпожа Сатоши улыбалась, прижимаясь щекой к волосам старшего сына. Теперь уже навсегда не поступившего в Юэй.
— Надеюсь, на этом все? — Тенсей, выпрямившись, закрыл папку. — Мы можем быть свободны?
Инспектор вяло повел рукой. Тенсей истолковал это однозначно. Доктор отодвинул стул и с хрустом выпрямился, бурча про низкие потолки.
— Идемте, я подвезу вас. Все равно вашим родителям куковать тут со всеми бумагами до поздней ночи.
— Мама с папой тоже?..
Тенсей сжал его локоть.
— Тен-кун, мне же не надо напоминать тебе о правилах? — словно бы между делом уточнил инспектор, заводя машину.
(«Зови меня Кобаяши-сан», — предложил он Тенье еще в коридоре.
«Не приставай к моему младшему брату», — буркнул Тенсей.
Кобаяши-сан рассмеялся. Тенья смотрел на них и завидовал, и радовался тому, насколько его брат умеет сходиться с людьми, но радость его была ущербная, память о прошлом, которое безвозвратно закончилось. Тенья чувствовал себя змеей, пытающейся вползти в старую шкуру).
— Никуда не уезжать, из дома желательно не выходить, — Тенсей скривился и махнул рукой.
— Может быть, к тебе в офис? Переоденешься. Я закурю? — добавил он без перехода.
— Нет, — сердито ответил Тенсей.
Тенья хотел сказать то же самое, но сдержался: ему не пристало вмешиваться в разговор старших.
— Нет, не поехали в офис или да, закуривай? — Кобаяши-сан засмеялся и зажег сигарету.
— Поехали уже, — Тенсей, улыбнувшись, слегка пнул водительское кресло: он сел на заднее сиденье рядом с Теньей и теперь держал его за руку. И Тенья держал его за руку, и странным образом эта длинная, сильная ладонь была для него тем единственно реальным, за что он мог уцепиться.
— Давай сначала поедим.
Тенсей был выше его, но словно заглядывал в его лицо снизу вверх. Тенье как-то хотелось успокоить его, но он не находил слов.
— Представляешь, — невпопад сказал он, — а я сегодня проиграл…
Тенсей с облегчением рассмеялся и хлопнул его по плечу:
— Разве же это проигрыш? Вот я на первом курсе…
У них в гостиной на почетном месте висели две его золотые медали за выигрыши на фестивалях. Тенья привычно подумал о том, как гордится братом, но мысль эта был тусклой и ненастоящей.
— Садись. Соображу-ка я нам омурайс. Как раз рис остался. О, и тыква в меду. Хочешь тыквы?
Тенья следил за тем, как он ходит, и думал, ну надо же, как просто, шаг туда, шаг обратно… Время раскрылось вокруг него тишиной спящего дома, в котором только они с Тенсеем на кухне, а остальные комнаты спят в темноте, и только слышно, как в гостиной громко тикают папины любимые напольные часы, и будущего словно бы не существует, оно прямо здесь, лишенное определенности и надежд, невысказанное и мирное.
Тенсей поставил перед ним тарелку. С омлета Тенье подмигивала рожица из кетчупа.
— Итадакимас.
— Итадакимас, — с опозданием подхватил Тенья.
Они молча поели. В середине ужина Тенсею на мобильник позвонила мама, и что-то долго говорила в трубку — Тенья не разобрал ни слова, но знакомые интонации в потоке неразборчивой речи вдруг настолько успокоили его, что он едва не уснул прямо на месте.
— Оказывается, вам дали два дня выходных, — Тенсей налил им чаю. — Рад?
— Да, наверное, — воспоминания все еще казались Тенье сложным запутанным клубком, и ему с трудом удавалось отличить настоящие от призрачных — ни чем все закончилось, ни как он уходил с соревнований, Тенья не то что не помнил, не мог разобрать. Перед его внутренним взором сразу вставал закат за окном: густое рыже-синее небо, спины холмов, дома, снова дома, темные одинокие палки деревьев за окном и рефрен в его голове: «Тенья, с твоим братом…»
С его братом все было в порядке, он смотрел на Тенью с немым беспокойством во взгляде.
— Слушай, ты мне не нравишься — от этих слов Тенсея Тенья вздрогнул, едва не уронив чашку, — давай вместе примем ванну, как раньше.
Тенсей улыбнулся, и на левой его щеке появилась ямочка. Тенье показалось, у него ослабели колени.
«Нет! — завопило у него в голове. — Ни за что!»
— Ага, — тихо сказал он беспомощным детским голосом.
Тенсей совершенно его не стеснялся, и Тенью вдруг ударило пониманием, что, по-хорошему, стесняться и нечего: Тенсей видел его всяким, голым, плачущим, проигравшим и победителем, измазанного мороженым и кровью, спящим. И это было совершенно взаимно, но Тенья больше не мог смотреть на него как прежде. Проблема была именно в нем.
Он приезжал в больницу к Тенсею и просил разрешения сделать хоть что-нибудь, и ему разрешали — под присмотром медсестры протереть Тенсею кожу там, где не было повязок. Всего Тенсея у Теньи было — руки (не везде), стопы и, пожалуй, бедра. И Тенья аккуратно протирал, нет, гладил Тенсея осторожными медленными движениями, и думал о том, что это, наверное, как будто потирать камень, призывая божество. И он молился, призывая божество этого тела, покинувшего его на произвол судьбы. Тенсей был весь в трубках — одна из них торчала у него из бока, так удобней, объяснила ему медсестра, один из бесконечных дружелюбных клонов, сменявших друг друга два раза в сутки. Тенья приходил, и медсестра снимала простыню с Тенсея, как могла бы поднять покрывало с музейного экспоната, и в этих движениях Тенье чудилась гордость коллекционера, заполучившего в свое собрание очередной экспонат. Однажды, когда Тенья расчесывал Тенсею волосы, у него началась эрекция. Он помнил, как потянуло вдруг в животе, и перед глазами замельтешили черные точки. Ему пришлось отпроситься в туалет под каким-то совершенно нелепым предлогом. Потом он долго, до красноты мыл руки. Из зеркала на него взглянул вдруг Тенсей, и Тенья в первое мгновение дрогнул и испугался, и потом стоял, глядел в свои глаза — красные радужки и белки в полопавшихся капиллярах, глаза очень усталого человека — и растерянно думал, насколько это правильно — ненавидеть себя.
Тенья вспомнил то зыбкое чувство. В ванной царило уютное влажное тепло, пахло травяным шампунем Тенсея, из-за уютного света слабенькой лампочки пар казался золотистым облаком. Тенсей, сидя на табуреточкие, старательно намыливал голову, что-то напевая под нос. Тенья смотрел на то, как перекатываются мускулы на его руках и спине, на ложбинку позвоночника, по которой стекает вода, и что-то похоже на тошноту пульсировало у него в желудке.
— Не мало ли воды? — спросил он, откашлявшись.
— Для нас двоих? В самый раз, — Тенсей, опустив голову, смывал шампунь. Вода, звонко журча, сливалась в утробно булькающий сток.
Тенсей выпрямился и отряхнулся, как мокрый пес, Тенью запятнало брызгами.
— Тенья, ну что ты как неродной, — Тенсей протянул ему руку.
Для него все было по-прежнему, очевидно, конечно, но для Теньи эта мысль была подобна озарению. Тело двигалось, как деревянное. Он сел и согнулся, обхватив колени руками.
— Эй, ты чего? — в голосе Тенсея сквозила растерянность. Он положил руки на плечи Теньи. — Все так плохо?
— В том видении ты впал в кому, — глухо отозвался Тенья. — Столкнулся со злодеем, и он тебя почти убил, и ты…
— Погоди. Давай сначала залезем в ванну.
В молчании Тенсей намылил ему голову, спину, жестко промял плечи — и это было здорово, у Теньи тут же перестала болеть шея, до этого словно б стиснутая спазмом.
— Дальше сам, — Тенсей бросил ему мочалку.
— Отвернись, — буркнул Тенья. Уши горели.
— Чего это?
— У меня встал. — Тенье хотелось как страусу вонзить голову в пол.
Тенсей расхохотался:
— Нашел, чем удивить. Вот помню я, как в предпоследнем классе старшей школы застал тебя, когда…
Тенья бросил в него шампунем, и Тенсей играючи его поймал.
— Оставь смущение, робо-братец, мы оба тут мужчины. Можем поговорить по-братски о всяком таком…
— Это было бы неправильно по отношению к особам, которых мы стали бы обсуждать, — Тенья выпрямился, уперев кулак в бедро и тыкая в Тенсея указательным пальцем.
— А можем и не говорить, — Тенсей лукаво улыбался, сложив руки на бортике ванной и устроившись на них подбородком.
Тенья, застеснявшись, попробовал прикрыть пах ладонями, но ему показалось, что так стало только хуже.
— Подвинься.
Вода поднялась и плеснула через край.
— Так что ты там говорил про меня?
Тенья без очков и так все видел слегка расплывчато, а пар дополнительно размывал очертания. Влажная кожа Тенсея сияла золотистым муаровым блеском. Тенья слегка потерялся в мыслях.
— Ммм… Кома. Ты лежал в коме…
Ванна давным-давно была для них обоих тесной. Они сидели, плотно прижавшись коленям. Тенья не удержался, цапнул Тенсея за ногу, потянул на себя.
— Эй! А если бы я утонул?
— Здесь слишком тесно.
— Ну вдруг.
Тенья рассматривал ступню — ступня как ступня. Ткнул под основание большого пальца, Тенсей дернул ногой и рассмеялся:
— Щекотно...
Тенье до сгустившейся пелены перед глазами хотелось поцеловать эту ступню. Поцеловать с благодарностью. «Припадаю к стопам вашим», — всплыло откуда-то.
— Тенья, пусти, — сказал Тенсей внезапно изменившимся голосом.
Тенья вдруг понял, что гладит его по лодыжке повторяющимся длинным движением, которым в видении (ненастоящем! ненастоящем!) протирал Тенсею кожу. Он нехотя разжал хватку.
Тенсей был весь красный, к потному лбу прилипли влажные волосы.
— Ну вот, — пожаловался он с неловкой улыбкой, — теперь и у меня та же проблема.
Он двумя руками прикрывал пах.
— Я не хотел… — растерянно протянул Тенья.
— Да, конечно, — Тенсей неуклюже выбрался из ванной, — случается…
Тенсей, кое-как вытеревшись, завязывал юкату, липнувшую к мокрой коже. Он открыл дверь в умывальню, впустив прохладный воздух. Пар потихоньку рассеивался, вода стыла. Тенья понял, что все испортил.
— Брат, подожди, Тенсей!
Юката липла к ногам и путалась. Тенсей только что вышел за дверь, но Тенью вдруг ударило иррациональным страхом, что он сейчас заглянет к Тенсею в комнату, и его там не будет, и дом покажется ему ровно таким опустелым и тихим, каким казался, когда мама ночевала в больнице, а отец отправлялся на ночное дежурство в агентство, и Тенья оставался наедине с грустной унылой тишиной.
— Ты чего? — Тенсей стоял на площадке второго этаже и удивленно таращился на него.
Тенья, задыхаясь, повис на перилах. Он не помнил, что говорил, в горле першило, глаза резало, влажная юката, прилипшая к телу, вдруг стала холодной, как дохлая рыба, выловленная в реке.
— Тенья, чшшш.
От Тенсея пахло мятой и можжевельником, его объятие было и теплым, и сильным. Тенья сопел ему в ворот. Они стояли и покачивались, словно бы в каком-то почти неподвижном, странном танце.
— Все закончилось, — прошептал Тенсей в волосы Теньи. — Все позади.
Когда-то Тенье с лихвой хватило бы этой его уверенности. Он почти висел в объятии Тенсея, придавленный и опустошенный из-за усталости фальшивого времени, которое вцепилось в него когтями и зубами, и не хотело отпускать. Тенье было хорошо, физически хорошо, и ему очень хотелось верить, как он верил прежде, что все замечательно сложится, ведь Тенсей уже здесь. Но эпоха невинности для него закончилась. В нем завелся циничный голос, и голос этот шепнул: «Подождем». И шепнул: «Беги от него, пока он ничего не понял».
— Спокойной ночи, дорогой брат.
Последнее, что видел Тенья, закрывая дверь в комнату, — потерянное лицо Тенсея и его протянутые, опустевшие руки — он словно бы не верил, что Тенья мог оставить его.
Чуть позже, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в подушку, Тенья подумал о том, что утешало его все это время: «Хорошо, что это был я, а не кто-то из моих друзей».
Тенье снилась пустыня — в ночном сумраке белоснежные барханы тускло светились и походили на снежные холмы. Ветер гнал по ним кисейную поземку из крупитчатого песка, похожего скорее на сахар или на соль. Тенья брел, утопая по щиколотку. Посреди гладкого темного неба висела луна — огромная, плоская и неживая. Ровный лик не пятнал ни единый кратер. Корона переливалась выжженным желтоватым светом.
«Где же?» — подумал Тенья.
«Я здесь, — шепнул ему Пятно и обнял за плечи. — Идем».
И они пошли. Луна висела в небе как прибитая, ветер вился вокруг на нее, и временами казалось, что песок сыплется сверху. Пятно мерно и шумно дышал, и язык свешивался из его пасти, и казалось, что он пробует им воздух, как змея.
Тенья шел, стиснутый костлявой тяжелой рукой, и чем дальше, тем больше ему казалось, что Пятно врастает в него.
«Наверное, потому что я придумал его», — мысль эта пришла, как бывает во снах, спокойно и естественно, но Тенья ей воспротивился. В Пятне что-то было совершенно чуждое, что-то застарелое, холодное и опасное, как будто он причастился некоему изначальному злу, простому и понятному, тому самому, которому Тенья знал определение, и мир становился прост и понятен, распадаясь на белое и черное. Черное небо, светлый песок. Он закручивался в воронки и… поскрипывал?
«Как думаешь, догоним?» — Пятно протянул руку, и тень от нее пролегла ясной указательной стрелкой.
Впереди по холмам с еле слышным скрипом катилась инвалидная коляска, словно бы сама по себе. От человека в ней видно было только голову, безвольно склонившуюся к плечу. Коляска ехала рывками, вздыхая «скрип-скрип».
«Тенсеееееей!» — заорал Тенья во сне и проснулся.
Внутренний голос Теньи оказался прав: ничего не закончилось.
Мама с утра на кухне готовила завтрак, то и дело отгоняя Тенсея от блюдечка с маринованным дайконом, и казалась усталой, помятой, но спокойной — совсем не такой, как та, другая мама. Тенья старательно напоминал себе о различиях.
— Тенья, открой, — попросила она, когда во входную дверь вдруг постучали, — наверное, это папа. Наконец-то, — мама заворчала под нос, — а то отпусти его в полицию к дружкам.
— Маааам, — укоризненно протянул Тенсей.
— Что? Твой Кобаяши тот еще фрукт.
— Он не мой.
— Кажется, он об этом не знает…
Тенья слушал их перепалку, пока шел к двери.
— Йо, — на пороге стоял Айзава.
В первый миг Тенья даже не понял, кто это — никогда еще не видел Айзаву в цивильном: потертые широкие джинсы, балахонистая футболка с принтом соблазнительно раскинувшейся Леди Полночи. Разве что прическа и взгляд у Айзавы остались прежними.
— Учитель, — Тенья низко поклонился.
— Ага, — Айзава похлопал его по склоненной голове и прошел в дом. — Какая морока все эти разъезды.
— Ингениум!
— Сотриголова! Сколько лет сколько зим.
— Все такой же восторженный? — Айзава поковырял в ухе.
— А ты завел себе предмет для обожания? — Тенсей кивнул на его футболку.
— Не путай дармовой мерчендайз с преклонением! — Айзава поводил указательным пальцем, повернулся и низко поклонился маме Теньи, — Иида-сан.
— Хотите чаю?
Солнечное утро как будто нахмурилось. Айзава сел и чинно сложил руки на столешнице.
— Спасибо.
Тенья почему-то ожидал, что он скажет что-то еще, такое же, как их перепалка с Тенсеем. Но Айзава не сказал больше ни слова. Молчание давяще сгущалось.
— Айзава, что случилось? — тихо спросил Тенсей.
— Неудача всей моей жизни, — тут же отозвался он. — Ладно, вру, последнего года. Я — классный руководитель класса «А». Неприятности моих учеников — мои неприятности. Да, Иида-кун? — казалось, он обращается и к Тенье, и к Тенсею.
Мама Теньи подала ему чай, и Айзава пил его, своим тяжелым, привычно неподвижным взглядом гипнотизируя Тенью.
— Можете сказать, в чем дело? — именно мама прервала напряженную тишину.
— Могу, но только им двоим, — Айзава расплывчато кивнул на Тенсея и Тенью. — Внутренние интересы академии…
Мама подобралась, сказала нарочито мягко:
— Тенья мой сын.
Айзава взял из вазочки хлебную палочку и звонко ее разгрыз.
— Действующий герой в вашей семье сейчас только один. Я буду разговаривать с ним и со своим подопечным.
— Поехали в офис, — тихо сказал Тенсей.
Айзава кивнул и встал, стряхивая крошки с впечатляющих прелестей Леди Полуночи на футболке. Тенья вдруг понял, что это, кажется, было оказание моральной поддержки его семье. Эксклюзив от Айзавы.
В машине они молчали. День, прежде солнечный, и правда нахмурился. Улица до сих пор пахла розами настолько, что запах проникал даже в закрытую машину.
«Наверное, будет дождь, — рассеянно подумал Тенья. — Цветы перед дождем всегда пахнут сильнее…»
В офисе их ждала вся вчерашняя компания: инспектор Кобаяши, еще более бледный и утомленный, доктор — он сидел на стуле, неподвижно сложив на коленях костлявые лопатообразные ладони — и человек с головой пса.
— Шеф полиции, — представил его Кобаяши.
— Представитель Академии, — Айзава поднял руку.
— Приступим.
Шефу, судя по всему, было жарко, он шумно дышал, вывалив язык, и то и дело макал его в чашку, в которой постукивали льдинки.
— Сделаю кондиционер посильнее…
— Приступим, — Айзава выкопал в кармане резинку и собрал волосы в неаккуратный хвост. — Итак, сегодня утром госпожа Сатоши сбежала.
У Теньи запищало в ухе раздражающим комариным писком.
— Как это случилось? — тяжело спросил Тенсей.
Кобаяши гулко откашлялся и поправил узел галстука. Вообще-то у Тенсея был удобный офис: его небольшой стол, круглый стол для совещаний, мягкие кресла, диванчик — все уютное, темных ненавязчивых цветов, светлые фактурные стены с большой фотографией восхода луны на стене. Тенья любил забегать к Тенсею: заваривал ему и себе чаю, кто-нибудь из помощников обязательно угощал его чем-нибудь вкусненьким — печеньем или дынной булочкой, и Тенья пил чай и во все уши слушал, как Тенсей обсуждает с подчиненными свои дела. И Тенсей обычно ему шептал: Тенья, поменьше энтузиазма, а то от тебя пар сейчас повалит.
Этот самый офис показался вдруг Тенье ненастоящим, как иллюстрация в интерьерном журнале под статьей: как обставить офис, чтобы не отпугнуть клиента. Все было такое… усредненное. Кроме людей.
— Случилось вот как, — Кобаяши прокашлялся и снова вцепился в галстук. — Ее оставили в больнице…
— Господи ты боже мой! — рявкнул Тенсей.
Тенья вздрогнул. Доктор поднял лицо, наполовину скрытое очками.
— Мда… — протянул Айзава. — Вот бы я курил, сейчас дымил бы как паровоз. Почему я не курю?
— Потому что сигаретный дым разъедает глаза, — буркнул Тенсей.
— И правда…
— Палата была под охраной, — Кобаяши рассматривал свои руки так, словно видел их впервые. — Я поставил лучших людей… Она же просто женщина. Просто напуганная женщина.
— Вот так оно и работает, — доктор покачал головой. При неподвижных руках все его движения выглядели неестественно.
— Я должен извиниться за своих людей, — шеф полиции встал и низко склонил мохнатую голову. — Это непозволительный промах.
Айзава, запустив обе руки в волосы, шумно чесал голову, морщась и гримасничая.
— Что мы знаем о ней?
— Думаю, это вопрос к вам, — доктор повернул к нему стекла очков. — У Юэй всегда было хорошо с информированностью.
— Информированность тут ни при чем. — Айзава вздохнул. — Доктор, не тяните.
Тот потер подбородок.
— Я коротко пообщался с ней, уверенный, что в ближайшее время ее переведут в камеру, а там глушилки, то-се… Госпожа Сатоши в той или иной степени держала в подчинении половину района.
— Вы шутите, — ахнул Кобаяши.
Шеф полиции задышал глубже. Тенья сидел ни жив, ни мертв.
— Какие тут шутки. А я закурю, простите.
Доктор достал из кармана пачку и закурил, с видимым удовольствием выдохнув горчащий дым.
— Впрочем, думаю, что она делала это не слишком осознанно.
— Ее муж сказал про нее, что она «любила нравиться», — Айзава, откинув голову и вытянувшись на стуле смотрел в потолок. — И успешно нравилась всем поголовно. Ее муж не изменял ей даже в командировках. Хорошая жена, любящая мать…
— Я провел изыскания, — доктор достал из портфеля очередную папку и развернул. — Ее сын. Вот уж у кого был редкостный дар. Предвиденье.
Доктор потряс указательным пальцем.
— Покажите, — Тенсей пододвинул к себе папку. Он сел рядом с Теньей, и все это время тот чувствовал успокаивающее тепло его бока, которое теперь пропало.
— Я думал, такого не бывает, — растерянно протянул Тенья. — Как можно предсказать будущее.
— Никак, — света из окна становилось все меньше, и очки доктора потемнели, превратившись в два слепых черных круга. — Это не умение видеть будущее в его абсолютном значении, это умение формировать его. Достаточно мощный, но при этом пассивный телепатический дар, и способности к логическому мышлению, проще говоря, умение просчитывать события на несколько шагов вперед, учитывая множество переменных. Так вот, пассивную телепатию у мальчика нашли, а до предвиденья не додумались.
Доктор выпрямился и скрестил костлявые руки на груди, тут же став похожим на терпеливого грифа в ожидании добычи.
— Что ж, — напряженно сказал Тенсей, — Юэй упустили свой шанс, печально. Но к чему разговоры об этом мальчике?
Тенья смотрел на брата и словно впервые его видел: потемневшее, настороженное лицо, нос с легкой горбинкой, который придавал его лицу оттенок привлекательной хищности — сейчас Тенсей сидел, подавшись вперед, с закаменевшей челюстью и внимательным, неподвижным взглядом. Такого его Тенья не знал. Он вдруг подумал, что вот это и именно это и есть Ингениум, настоящий герой. Охотник в засаде, расчетливый, целеустремленный и безжалостный. Тенья вспомнил, как Тенсей рассказывал ему о добродетелях героя: скромность, уважительность, понимание долга перед обществом… Никакого противоречия, подумал Тенья.
— Так вот, мальчик, — доктор холодно усмехнулся, — уверен, его мать знала. Ему бы развивать логическое мышление: шахматы, математика, умение просчитывать. Вряд ли он смог бы сознательно пользоваться даром, но некие механизмы управления у него появились бы. Она, по свидетельству родных, считала это интуицией, предполагала, что дар разовьется сам.
— К чему вы это? — Айзава, наклонившись вперед, постучал по папке.
— Даже с неразвитым даром он мог, по моим подсчетам, видеть на десять минут вперед.
Кто-то длинно присвистнул, и Тенья не мог сказать кто.
— А веду я вот к чему: вероятно, у его матери причуда гораздо сильнее, чем мы думали.
— Почему же он провалился? — тихо спросил Тенья.
Все посмотрели на него, он выпрямился и расправил плечи.
— Десять минут, это очень много. Если экзамен не изменили, он мог бы ну… придумать что-нибудь.
— Мать слишком сильно давила на него, — сухо ответил доктор. — И, думаю, в определенный момент подпалила ему мозги. Это не он, а она сорвалась. И вот теперь мы подошли к главному.
Доктор положил локти на стол и сложил пальцы домиком.
— Коллеги, каждая из ваших организаций в свою очередь запросила мое экспертное мнение, — доктор по очереди кивнул Тенсею, Айзаве и начальнику полиции. — Оно таково — это женщина опасней опасного. Мы имеем дело с расчетливым, внимательным телепатом, который годами держал в подчинении не только семью, но и толпу посторонних людей. И теперь она слетела с катушек.
Доктор пошевелил руками, и это выглядело странно, как будто его пальцы пытаются превратиться в паучьи лапы.
— Ваши предложения?
В наступившей тишине Тенья вдруг понял, что на улице стемнело, и уже какое-то время идет дождь: капли мерно стучали в карниз, за окном загудела и проехала машина, шурша колесами по влажному асфальту.
— Мне приснился сон, — задумчиво сказал Тенья. — Пустыня, и я шел, и Пятно словно в меня врастал…
Тенья говорил все тише: ему показалось, он несет околесицу. Тенсей не стал брать его за руку, но незаметно подвинулся ближе.
— То самое… То есть тот самый Пятно, — доктор потер подбородок. — отличный, кстати, антигерой. Я слушал ваш допрос, — пояснил он, ничуть не смутившись. — Этот Пятно такой продуманный…
— Это не я! — Тенья сжал кулаки.
— И отлично, — Айзава закапывал капли в глаза. — Еще не хватало.
— Я правильно понимаю, что у нас осталась какая-то связь? — Тенья смотрел только на доктора, потому что ему было страшно.
Он сидел в этой комнате, слушал этих людей — и чем дальше, тем больше понимал, на что будет похожа его работа — на череду темных затхлых переулков, в которых он будет искать людей, которые будут искать крови. И после этого они будут драться. И в темных мрачных переулках выжившим останется только один. И это — чувствовал Тенья — неправильно. Но для того, чтобы выжили оба, он должен перестать бояться. А, между тем, как ему казалось, все это время после нападения — пусть и недолгое, он потратил на жалость к себе, на попытку найти утешение в Тенсее. Не таков должен быть герой, в будущем — выпускник Академии.
— Тебе снился песок, а не вода, ты с кем-то срастался во сне. Ты что-нибудь искал?
— Я шел за Тенсеем. В инвалидной коляске, — Тенья сглотнул.
— Связь осталась, — по лицу доктора расползалась ухмылка, невероятно длинная и кривая.
— Я против, — Тенсей так хлопнул по столу, что Тенья едва не подпрыгнул.
— Академия тоже, — в ленивой повадке Айзавы сквозила хорошо скрытая угроза, — мы предлагаем поддержку, любую поддержку, — выделил он голосом.
— Полиция не поддерживает, — шеф подал голос впервые за все это время. — Наше дело — защита граждан. Потому-то мы и рассчитываем на героев.
— Ну и молодцы, — ответил доктор, — только у вас нет ни малейшего шанса. Знаете, люблю организованную преступность, прямо-таки обожаю. Если не обращать внимания на мелкую шушеру, а брать кого покрупнее — это всегда люди, у которых есть цель и, зная ее, их вполне можно накрыть. Злодеи, герои, больше злодеев, еще больше героев, — он как будто строил в воздухе лестницу. — Здесь у вас эта женщина, и вы понятия не имеете, что она учудит. Она вам покажет хаос.
Доктор откинулся на стуле.
— К тому же, молодой человек согласен.
— Тенья, — Тенсей повернулся к нему.
— Я согласен, — Тенья сжал кулаки. — Это мой долг как будущего героя.
Доктор, улыбаясь, крутил в пальцах пуговицу.
— Считаю, нам нужно проголосовать. При равном количестве голосов мы победили, да, Иида-кун? — он обращался к Тенье. Тот решительно кивнул.
— Голосуем.
Айзава, Тенсей и шеф явно были уверены в победе.
— Кобаяши? — тот отвел глаза, но руку не опустил.
— Что ж решено, — доктор с хрустом потянулся. Гриф дождался своей добычи.
— Последний вопрос — в иллюзии бывало ли у вас ощущение, что это не реальность? Хотя бы раз.
Тенья задумался.
— Однажды. Я шел вечером, а там стояло дерево, и луна…
Он не знал как объяснить это чувство, когда все вдруг кажется картонным задником у сцены — неподвижные крючковатые ветки, и луна, словно бы прямо между этих ветвей, похожая на забытую елочную игрушку.
Доктор приблизил свое лицо, и за стеклами очков, близко-близко, Тенья разглядел его фосфоресцирующие страшные глаза.
— Что вы ощущали в это время?
— У меня побаливало горло, как будто я его чем-то оцарапал, и неприятный привкус…
— В медицинских картах ее детей указаны частые кровотечения из носа, — Айзава выглядел так, словно откусил от лимона и все продолжает и продолжает его жевать, хотя ему нестерпимо противно.
— Вот и славно, — доктор потер руки, словно вымыл их воздухом.
— Погодите, — встрял Тенсей, — когда вы собираетесь?..
Тенья никогда не слышал в его голосе столько враждебности.
— Здесь и сейчас, — буднично ответил доктор. — Зачем тянуть?
Стремительно темнело. Дождь почти сошел на нет, и только время от времени напоминал о себе редким стуком капель в стекло. Тенья лежал на диванчике, слишком коротком для него, и чувствовал, как диванный валик под ногами неловко вдавливает сопла двигателей в икры. За все это время он ни разу ими не воспользовался, вот тебе и оружие героя.
Доктор сидел подле него и швырял в стену маленький резиновый мячик, который неизвестно откуда достал. Сначала постоянный мерный стук раздражал Тенью, потом начал успокаивать.
— Вы же проходили классификацию причуд?
— Угу, — по потолку пробежал свет фар и погас.
— Знаешь, как определить телепатическое вмешательство?
— Ммм… какие-то повторяющиеся действия или один и тот же человек, который так или иначе попадается на пути, или если что происходит неправильно — например, поезд едет кверху рельсами, или если попал в какое-то место и не знаешь, как в нем очутился…
Доктор кивал на каждое его слово. Кидал мячик в стену — и ловил. Тенья вдруг почувствовал себя дураком.
— Наверное, если бы я остановился и подумал, то мог бы понять…
— Ты и понял, — доктор пожал плечами. — На самом деле, трудно такое понять без привычки. Надо сходить в иллюзию раза два или три, чтобы приноровиться. Ты вообще молодец, сопротивлялся.
— Я лежал парализованный, — Тенсей оставил Тенье свою куртку, которую держал в офисе про запас, и Тенья, натянув ее на самый нос, вдохнул привычный успокаивающий запах, вперемешку — одеколон, мятный шампунь, еле уловимый привкус свежего пота.
— Но ты же не остался один, — из-за своих очков доктор казался чем-то неживым, мумией или вроде того. — С тобой были твои друзья — это и значит, что ты защищался. В свой самый темный час ты нашел силы кому-то довериться, более того, это значит, что и в реальной жизни ты веришь в них. Очень по-геройски.
— Вы утешаете меня?
— Успокаиваю, — честно ответил доктор. — Мне в такой обстановке нервные пациенты ни к чему.
— А как вас зовут? — наконец решился задать вопрос Тенья.
— Доктор. Я думал, ты понял. Это и есть мое геройское имя.
— Никогда о вас не слышал, — вдох-выдох, по потолку вилась еле заметная длинная серая трещина. «А Мидория наверняка знает…»
— Это все мои способности, — Доктор кудахчуще рассмеялся. — Такие больше подходят злодеям, — кажется, он искренне веселился.
— Где-то я уже это слышал.
— Где-то ты это уже встречал, — Доктор ткнул ему жестким пальцем в центр лба. — А теперь, Иида Тенья-кун, будущий герой и надежда нации, потяни за нить…
— Вы же поможете мне, если что?
— И не подумаю, — Доктор неприятно улыбнулся. — Я на это не подписывался. Не отлынивай, Тенья-кун.
Иида хотел было спросить «какая нить? куда тянуть?» Он моргнул — мгновение темноты — потянул за нить, и она отозвалась…
— Ну вот, дело и сделано, — Доктор прижимал его к дивану, навалившись всем телом: Тенья услышал, как Тенсей что-то выкрикнул, что-то связное и грозное, и рванул было к нему.
Доктор среагировал не хуже медвежьего капкана. Шум был приглушенный, Тенья напряженно прислушивался к нему: что-то падало и стучало, потом он услышал шум двигателей и начал сопротивляться с удвоенной силой.
— Ой, мой бок, мой бок.
Тенья кинулся извиняться.
— Вот и все, — Доктор перестал постанывать и спокойно поднялся. — Пойду посмотрю, как все прошло.
— А я?
— А ты подожди брата, отдохни. Тяжелый у тебя выдался денек.
Доктор на прощание включил лампу. Свет залил офис, приветливо отразившись в лакированных столешницах, прогнал тени из углов. Тенья и правда чувствовал себя чуточку усталым и сонным. Ну и самую капельку разочарованным — он надеялся, что его участие будет более активным.
Ну и пусть, подумал он, зато я всех спас… Это была мысль, полная детского бахвальства, и Тенья, полностью отдавая себе в этом отчет, с удовольствием покрутил ее и отбросил. За дверью ходили и тихо переговаривались. Тенье показалось, он узнал характерный мрачный голос Айзавы-сенсея.
«Все кончилось», — думал он.
Под веками у него царила уютная рыжеватая темнота.
«И вот сейчас придет Тенсей…» — его предвкушение сначала было жадным и нетерпеливым, но потом его разбавила волна грусти, как порция льда в горячем чае. Между ними с Тенсеем ничего и никогда уже не будет по-прежнему. Тенья закусил губу.
Хлопнула дверь.
— Ты чего сам себя грызешь? — голос Тенсея сначала звучал приглушенно из-за шлема, а потом сменился пыхтением. — Так и будешь притворяться, что спишь?
Тенья открыл глаза и лег на бок, поджав ноги. При его габаритах он едва помещался на диванчике. Тенсей снимал доспехи.
— Я не сплю.
— И не спишь, и не говоришь мне всей правды, — Тенсей стоял спиной, поэтому его голос звучал приглушенно.
— Какой правды? — Тенья сел.
— Эй, вы идете? — Кобаяши постучал в дверь, но заходить не стал.
— Начинайте без нас, — Тенсей застегивал свою любимую клетчатую рубашку. — К фотосессии успеем.
— Окей.
Тенья мысленно цеплялся за звук шагов Кобаяши, пока они не затихли. Больше опоры у него не осталось.
— О чем ты?
— Она залезла мне в голову, — Тенсей улыбался как-то по-новому, и Тенья никак не мог понять, что в этой улыбке, сожаление? Презрение? Превосходство?
Тенсей осмотрелся, при этом словно бы ничего не видя. Потер лицо. Перевел взгляд на Тенью. В его глазах появилось что-то безнадежное. Тенсей стал похож на себя ненастоящего (ненастоящего, упрямо повторил Тенья), на Тенсея перед комой.
«Прости, брат, я подвел тебя», — Тенья вдруг понял, что повторил это слово в слово, и осекся.
Он понял, что прижимает к груди куртку Тенсея. Тот сидел напротив в кресле — усталый, словно бы опустошенный, в рубашке, так и не застегнутой до конца, и между ними, невидимая, но оттого не менее уродливая, извивалась правда, такая, какой ее видел Тенья, когда в той проклятой иллюзии, во время тех проклятых трех недель, для него совершенно реальных, как реальна была кома Тенсея, его теплое, но вместе с тем неживое тело под руками, он заперся в ванной и плакал навзрыд, как не плакал даже в самом далеком своем детстве, потому что знал, что станет героем, как его брат, а герои не плачут. Он тогда дошел до кашля и медного привкуса во рту и долго умывался, а потом налил в ванну воды, сел в нее и выпустил на волю то, что постепенно зрело и оформлялось в нем в течение тех считанных, но словно бы бесконечных дней, в которые он прикасался к Тенсею и умолял сам не зная кого о помиловании — сначала для брата, а чуть позже — для себя. Он был себе отвратителен. Он любил Тенсея. Он так устал от себя…
— Что нам делать?.. — Тенья гладил и гладил куртку Тенсея, словно это была его рука.
Молчание Тенсея становилось все более давящим.
— Тенья, — тяжело сказал он, — так нельзя. Ты же понимаешь это? Ты должен уйти.
Тенсей сидел неподвижно, положив руки на подлокотники, и походил на судью, уверенного в своей правоте. Тенья встал и подошел к нему.
— Или я уйду, — взгляд у Тенсея сделался совершенно больной. — Ни ты, ни я не заслужили этого. Прости.
Тенсей нерешительно взял его за руку и заглянул в лицо снизу вверх:
— Ты же простишь меня?
— Боюсь, что нет, Сатоши-сан, — твердо ответил Тенья.
От Тенсея в кресле оглушительно пахло розами. Он (она?) взвился с кресла, целясь ногтями ему в шею. Тенья схватил его-ее за руки и попытался прижать к сиденью. Он вдруг понял, что совершенно не знает, что делать: они были где-то… нигде? в его разуме? и что ему делать?
Они перевернули кресло. Лампа под потолком сначала разгорелась до оглушительного белого света, а потом принялась мигать. Фальшивый Тенсей и Тенья кружились вокруг кресла. Такого злого лица Тенья никогда у Тенсея не видел — нос его заострился почти карикатурно, профиль стал птичьим. Когда лампа мигала, и наступала темнота, лицо Тенсея оплывало и становилось женским, с поджатым ртом и опаловыми светящимися глазами.
— Ты отвратителен, — шипела она, и голос ее змеился и менялся, превращаясь в голос Тенсея. — Я подвел тебя, брат, — издевалась она.
— Да, подвел, — она выплюнула эти слова практически Тенье в лицо. Свет-тень-тень… Темноты становилось все больше.
На свету Тенсей менялся. В белках полопались сосуды, запал рот, он словно старел на глазах.
— Тебе, тебе, — … тень, женщина тыкала в него темным когтем, — никого не спасти.
Тенья на очередном витке споткнулся о кресло и упал, и женщина нависла над ним. «А смогу ли я вообще включить двигатели?» — подумал Тенья.
Все было другим, потолок отдалился, свет зажигался все реже, в темноте женщина все росла и росла. Тенья смотрел на нее и жалел, хотя, наверное, должен был испугаться. Но облегчение, которое накрыло его, когда он понял, что это на самом деле не Тенсей, перевешивало. Тенсей никогда бы его не услал, Тенсей боролся бы за него до последнего, и Тенья был готов сделать то же самое.
— Чего вы хотите? — тихо спросил Тенья.
Свет маячил где-то далеко-далеко тусклой далекой точкой. На Теньей склонялась бесформенная клокочущая тень, уже не похожая ни на что живое. Тенья протянул руку. По ощущениям это было словно сунуться в облако ос.
— Верни мне сыыыыынааааааа, — взревела тень, превращаясь в волну, занесшую гребень на самим Теньей.
Тенья понял, что она действительно сошла с ума, подумал, что ей ничем уже не помочь: у кого она требовала вернуть ей сына? У случайного школьника в форме Юэй?
«Так это и происходит, — ласково сказал Тенсей из его воспоминаний, — случайное столкновение. Злодей налетает на героя…»
Знание, что он может убить ее, пришло к Тенье откуда-то изнутри. Она пришла в гости на чужую территорию, и Тенья был в своем праве. Он мог уничтожить ее. Оставить ее себе, подумал он. Устроить у себя в голове кладбище.
Тенья вдруг вспомнил Пятно. Вот кого он хотел, нет, жаждал убить. И Пятно сказал, что он не достоин звания героя.
Она тоже могла его убить. Волна нависла, готовая обрушиться на Тенью.
И тогда он закричал, нет, заорал во всю мощь своих легких:
— Ингениууууууум!
И включил двигатели в ногах.
Перед Теньей расстилались белые пески под безмятежной круглой луной. Куда ни кинь взгляд, везде были холмы, и Тенья пошел, неспособный определить направление.
Быть может, подумал он, я уже умер…
Времени не было, он шел и шел, и быстро заскучал. Луна никуда не двигалась, и не понятно было, в какую сторону дует ветер.
— Ускорение!
… Двигатели чихнули и затихли.
«Наверное, мне нужен апельсиновый сок…»
Вместе с ним пришло воспоминание о Тенсее — что-то про то, что он купит брату апельсиновый сок, тра-та-та, словно бы мотивчик давно позабытой песни.
А в прошлый раз, смутно вспомнил Тенья, я был не один. Кто-то шел рядом… Темнота. Тенья задумался, не переставая брести. А потом впереди появился Тенсей, и коляска скрипела…
Тенья понял, что слышит все тот же повторяющийся скрип. Он взбежал на холм. Впереди рывками ехала коляска. При каждом рывке голова человека марионеточно дергалась.
— Тенсей, подожди!
Его ноги тонули в дюнах, словно пески вдруг стали зыбучими.
— Тенсей! — Тенья, пыхтя, схватился за ручки коляски.
— С Тенсеем все в порядке, ты же знаешь, — на Тенью смотрел он сам, усталый и исхудавший. — Это же все происходило с нами. Значит, и кома наша, и все остальное. Как ты думаешь, мы сможем взлететь? Посмотри.
Тенья наклонился, чтобы взглянуть, но не удержал равновесия и упал. Небо перекувырнулось, на мгновение поменявшись местами с землей. Тенья потряс головой, пытаясь прийти в себя, но сделал только хуже. Он замер, пережидая головокружение. Он сидел в коляске, и ноги его ниже колена были металлические, словно двигатели потихоньку захватывали его, продвигаясь все выше и выше. Тенья попробовал встать, но ноги оказались слишком тяжелые, и он упал. Безвкусный песок захрустел на зубах.
«Все это неправда», — подумал он, с трудом перевернулся и лег на спину.
Они говорили с Доктором о том, как можно распознать иллюзию. Но вот как из нее выбраться…
«Сумею ли я взлететь?» — Тенья еще раз посмотрел на свои тяжеленные, неуклюжие ноги. Ответ был очевиден — нет.
«Значит, — подумал он, — надо придумать что-то еще. Взлет. Подъем. Что сделал бы Мидория? Хм. Что я вообще могу?»
Он зажмурился и потянулся в темноту. Когда он проморгался, на него вместо луны очень неодобрительно смотрел глаз Доктора — зрачок, вписанный в неоново-зеленую радужку.
Тенья помахал ему рукой. У него над ухом что дзинькнуло. Над песками прямо в воздухе открылись двери лифта.
— Теперь я у вас швейцаром? Как трогательно, — Доктор покачался с носка на пятку. Лампа в лифте отражалась от его лысины. — Я же говорил, чтобы не собираюсь помогать.
— У вас же лицензия героя, — Тенья понял, что по-дурацки улыбается.
Доктор поджал губы:
— Заползать будете сами, я подожду.
И Тенья пополз. Ноги весили тонну.
— А к чему эта пустыня? — он уже наполовину заполз в лифт и остановился отдохнуть. Доктор всячески демонстрировал нетерпение. — И этот другой я в коляске, и кома Тенсея?
— Пошевелите же мозгами, — с досадой рявкнул доктор, — это все ваши страхи. Сделайте с ними что-нибудь!
— Вы же были у меня в голове, — Тенсей смотрел на него снизу вверх.
— Умение хранить тайны пациентов — общее свойство священников и врачей.
— У священников не бывает пациентов.
Доктор пренебрежительно фыркнул:
— Тонкости терминологии.
Лифт дзенькнул и закрылся.
@темы: AU/кроссовер, Fucking Fest '18, Команда Ииды, Текст
-
-
27.04.2018 в 23:56-
-
30.04.2018 в 03:14Начнём с того, что НЕ понравилось.
В самом начале, место с розами и до конца пробуждения Теньи, идёт не очень приятный визуальный перегруз — Тенья словно ловит наркотический трип. В тексте всё прописано настолько быстро и сумбурно, что ты буквально ничего не понимаешь в самом что ни на есть плохом смысле слова. Есть искажения реальности, есть галлюцинации, но читатель всё ещё должен понимать, что именно происходит. Нагромождение сравнений и беспрерывное склеивание кусочков в одном месте словно берёт тебя по рукам и ногам, убивая любое понимание того, что вообще происходит, а не даёт понять, что это у Теньи беда с его головой. Возможно, автором так и задумывалось, но я, как незаинтересованный читатель, вижу в этом только негативный эффект — я на секунду подумал, что это у меня едет крыша, а не у него. Неприятно. Далее такого не возникает более, чему я очень рад.
Начиная с 11 абзаца и далее по всему тексту — никогда не начинайте абзац с местоимения. Во-первых, это мешает читателю: вы кусок текста абзацем выделили? Выделили! "Он" поставили? Поставили! А у читателя, который может читать и от абзаца к абзацу, это "он" вызывает вопросы — кто, зачем и почему. И вы, я знаю, хотите сказать: "Но я же после имя озвучил! Сразу становится ясно, о ком речь, как только доходит до имени!". Нет, я соглашусь, как-то так это и работает — вот только тот кусок текста, который был вместе с "он" несколько тускнеет, так как не идёт изначально вместе с "Иида", так как мозг это уже обработал. Да и это банально неудобно, можно потеряться во время взаимодействия нескольких персонажей. Не бойтесь повторять имена! Более того, в нашем случаем ими ещё можно не хило играться в обозначении близости к персонажу. (Что уже, гм, совершенно отдельный разговор).
Собственно говоря, на плохом всё, перейдём к хорошему.
Прекрасно проработанная атмосфера, которая захватывает дух. Не смотря на сумбурное начало, дальше я втянулся и читал-читал-читал. Ничто не выбивается из сэттинга, что ещё более приятно, потому как в тексте затрагивается много личностей, в каноне почти не раскрытых (а ещё парочка лично авторских), а главный персонаж, в каноне раскрытый, при этом с каноном же и не конфликтует. Братья Ииды приятно неловкие в семейной обстановке. Лично Тенсей приятно профессионален в определённых моментах, при этом умудряется переключаться в режимах за достаточно короткий срок.
За прон в конце автора отдельно ещё поцеловать, Тенья великолепен, Тенсей великолепен, жизнь вообще прекрасна, вы не находите? Сцена прописана хоть и недостаточно детально, но жарко доставила, особенно все эти шероховатости и неровности Теньи, который не мог понять, реальность это или опять жёсткая ложь. Чуть-чуть не хватило Тенсея, лично мне, но так как это всё ещё рассказывается со стороны Теньи, то всё прекрасно.
На этом, пожалуй, всё. Спасибо за весь проделанный труд.
-
-
06.05.2018 в 17:36в самом начале, честно говоря, мне это виделось фичой. жаль, если не получилось)
насчет местоимений - мне казалось, все и так понятно... честно говоря, из-за схожести имен про Иид писать весьма сложно - сам начинаешь стремительно запутываться
анончик, спасибо за такой развернутый отзыв, получить его было очень приятно
-
-
11.05.2018 в 06:44ВАУ, просто ВАУ
Вы просто невероятны, спасибо!