Название: Puff
Тема: AU
Автор: Uraraka team
Бета: Uraraka team
Пейринг, персонажи: мэил!Урарака Очако/фем!Бакуго Кацки
Категория: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика
Размер: драббл, 550 слов
Предупреждения: ООС
— Я, черт возьми, могу идти сама!Очако сбился со счета, сколько раз Кацки уже повторила эту фразу. С каждым разом злости в её бормотании было всё меньше. Очако даже показалось, что он смог расслышать нотки смущения. Но лучше не пытаться спросить об этом у неё напрямую — смерть на месте.
Неси её Киришима, и проблем бы не было. Но Очако посчастливилось быть парнем Кацки, поэтому вся ситуации оказалась смущающей для обоих.
«Зато когда мне еще представится возможность поносить свою девушку на руках», — краснея, подумал Очако и довольно улыбнулся про себя. Вслух же он снова повторил:
— Лучше не усугублять травму еще больше. Поэтому придется потерпеть.
Очако знал, как Кацки не любила проявлять слабость, но здоровье было важнее подбитой гордости. После всего этого он обязательно заключит Кацки в большие теплые объятия. Она всегда возмущалась на это, разбрасываясь оскорблениями, но до тех пор, пока в лицо Очако не была направлена дымящаяся ладонь — всё было нормально. Возможно, объятия и правда стали действовать на неё успокаивающе. Со временем.
Кацки рыкнула в раздражении, сжимая кулаки. Очако опасливо покосился на них. Синяк на скуле всё еще болел после того, как, не слабо взволновавшись, он без разрешения подхватил её на руки. Хорошо, что благодаря тренировкам Очако не выпустил Кацки из рук даже после удара. Было бы крайне стыдно.
«Надо держать планку», — кивнул самому себе Очако и окинул покоящуюся у него на руках Кацки взглядом. Как в такой маленькой фигурке помещалось столько силы и эмоций?
Медики оказывали скорую помощь потерпевшим. Завидев засуетившихся врачей, спешащих к ней, Кацки тут же отмахнулась от них, решив подождать своей очереди после всех остальных.
Сердце Очако сделало кульбит. Держать Кацки было совсем не тяжело, в крайнем случае, когда устанет, он просто применит на ней свою причуду. Но возможность подольше подержать её на руках заставляла его щеки гореть еще сильнее. Теперь, когда спешка была ни к чему, Очако мог в полной мере насладиться чужим теплом так близко.
Кацки мирно покоилась у него на руках, не пытаясь вырваться и не возмущаясь. В обычной ситуации такая покорность могла напрячь Очако, но только не сейчас. Он время от времени скашивал глаза на Кацки.
Хороший всё-таки у Кацки был костюм, удобный, не то, что у Очако. Надо было заранее уточнять детали дизайна при его создании, а то костюм получился смущающе облегающим. И лучше не становилось, когда он ловил на себе внимательные взгляды Кацки.
«Либо у неё нет стыда, либо я всё свожу не туда».
Убедившись, что никто на них не смотрит, Очако быстро наклонился, прижимаясь губами к щеке Кацки. Сердце внутри замерло, когда та повернула голову и, придвинувшись ближе, разомкнула губы, целуя.
Отпрянув и стыдливо заозиравшись по сторонам, Очако убедился, что свидетелей не было и заставил себя вновь посмотреть на Кацки. Её щеки были покрыты легким румянцем, а на губах играла хищная ухмылка. Очако не нужно было знать, как сейчас горели его щеки, он это чувствовал.
— Ты специально? — полушепотом спросил Очако. Ухмылка на губах Кацки стала шире.
— Специально «что»?
— Ты знаешь «что»! — сказал Очако, жмурясь от смущения. И тут же получил короткий чмок в сжатые губы.
— Так ты о поцелуе? — как ни в чем не бывало продолжила Кацки. Очако выпучил глаза. Он не знал, что его лицо могло пылать еще сильнее.
— Не мне же одной тут со стыда сгорать, — прыснула Кацки. Очако не мог быть уверен, насколько та была серьезна
Кто кого?
Губы Очако растянулись в коварной ухмылке:
— Вызов принят.
Название: Монохром
Тема: AU
Автор: Uraraka team
Бета: Uraraka team
Пейринг, персонажи: Асуи Цую/Урарака Очако
Категория: фемслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, флафф, E/R, slice of life
Размер: 874 слова
Краткое содержание: Она не хочет верить, что однажды их встречи могут закончиться.
Предупреждение: Возможен OOC персонажей.
Комментарий: Соулмейт!AU, где человек видит мир чёрно-белым до тех пор, пока не встретит своего соулмейта.
Очако сжимает пальцы Цую так сильно, словно неосознанно боится, что та может исчезнуть. Украдкой под столом в столовой, пока Деку увлечённо болтает с Иидой, или в опустевшей после тренировки раздевалке, на несколько минут устроившись рядом на скамье. В душе, пока никто не видит, как они забираются туда вдвоём и отчаянно целуются под струями воды; в комнате общежития, делая уроки или отдыхая и переговариваясь под музыку на телефоне. Эти минуты на двоих Очако впитывает, как губка, старается запечатлеть в памяти на долгое время — сейчас это кажется ей таким же важным, как дыхание. Она не хочет верить, что однажды их встречи могут закончиться.
Это может произойти через месяц или десять лет, когда кто-то из них встретит своего соулмейта, и жизнь вокруг заиграет красками — буквально. Чёрно-белый мир постепенно станет цветным, словно кто-то будет колоризировать старую киноленту, которую они с Цую пока делят между собой. И — Очако, на самом-то деле, готова делить всю жизнь. Монохром вокруг кажется ей привычным и даже родным, когда Цую сияет улыбкой, предназначенной ей.
Кто бы ни был соулмейтом Очако, она готова пожелать ему счастья — такого же огромного и согревающего сердце, какое она испытывает с Цую, но где-нибудь на другом конце Земли с другим человеком. Законы их мира теперь кажутся ей глупыми и странными, потому что кто, ну кто может решать, что лучше для тебя — без тебя?
— Очако, — Цую тянет её за запястье, смотрит внимательно. У неё усталый вид, да и сама Очако вряд ли выглядит лучше: на третьем году напряжение возросло: тренировок, практики и занятий всё больше, — Очако! Ты спишь на ходу. Пошли, остальные уже наверняка в общежитии...
Цую на секунду берёт паузу, задумчиво касается указательным пальцем губ. Говорит без улыбки, но та чувствуется в её голосе:
— Наверняка уже доели все пирожные, которые сготовил Сато-кун.
Очако мельком вспоминает, как об этом стенали, уходя из тренировочного зала, Каминари с Миной. Почти все мысли её о том, что будет дальше, после выпуска.
С работой — ей уже предлагали наняться помощником несколько геройских агентств. С друзьями — разлетятся ведь, кто куда, и их с головой поглотят повседневные заботы этого мира... кому-то — уже цветного, как весёленькая картинка, кому-то — чёрно-белого.
С ней и Цую, в конце концов.
Цую чуть щурится, склоняя голову на бок. Этот простой жест вырывает Очако из размышлений, и она чуть вздрагивает, стиснув пальцами край юбки и тут же его выпустив. Неловко улыбается и перехватывает руку Цую поудобнее, вкладывает свою ладонь в её.
— Да, давай! Ох, знаешь, я там ещё сок вишнёвый оставляла... Как думаешь, уже выпили?
— Пирожные ведь нужно чем-то запить.
Очако не хочет волновать её. Они обе и так достаточно вымотаны, самое время расслабиться и поболтать с ребятами... или просто остаться вдвоём. Снова наслаждаться словами друг друга, смехом, прикосновениями, поцелуями...
Счастье разливается в груди Очако вместе с лёгкой горечью ожиданий.
Дальше они идут по территории школы в молчании. Сумерки наползают на мир, делая серость вокруг плотнее, гуще — спектр монохрома не такой ограниченный, как пишут в своих статьях снобы-исследователи. У него тоже есть свои оттенки, нужно просто уметь их различать.
Очако умеет.
Очако любит. Сама, без чужих решений.
— Холодно, — бормочет Цую, и Очако придвигается к ней ближе. Они замедляют шаг и останавливаются, крепко обнимаясь и неловко грея друг друга. Можно пуститься бегом, ведь до общежития — почти рукой подать, его крыша и кусок стены виднеются над деревьями. Но если бы Цую действительно хотела в тёплую комнату к горячему чаю, она бы сказала прямо.
Очако осторожно касается губами её щеки, — холодная, — и Цую поворачивает к ней голову. Не даёт отстраниться, обхватив обеими руками за талию, и сама приникает к губам Очако в поцелуе. Он мягкий и лёгкий; они почти нежничают друг с другом, обжигают кожу дыханием, смотрят глаза в глаза. Сердце в груди Очако колотится, по ощущениям, где-то в горле, и ей — хорошо до головокружения, до пылающих щёк, до:
«Пусть эти законы рухнут. Пожалуйста».
Она, конечно, не начинает видеть всё в цвете даже на толику секунды. Монохром вокруг, монохром в её душе.
Они с Цую просто неторопливо разрывают поцелуй, снова берутся за руки и идут к общежитию. Пока никто не видит и не любопытствует... а, впрочем, Очако уже почти всё равно — пусть видят.
Пусть знают.
Она доверяет своему классу и уверена: никто не будет болтать зазря. Даже кажущийся эксцентричным Аояма, даже легкомысленный Минета. Они прошли вместе через слишком многое, в конце концов.
— Очако, — Цую слегка тянет её за руку, и Очако оборачивается. Взгляд у той уже не внимательный — пронзительный, и внутри всё замирает на долгое мгновение, — я тебя люблю.
... замирает — и сменяется лёгкостью, от которой подгибаются ноги. Губы Очако сами собой расползаются в широкой улыбке, и она тихо заливисто смеётся и быстро целует Цую в холодный нос. Та смешливо фыркает и тоже улыбается.
Она, Очако давно это известно, знает и замечает намного больше, чем говорит.
— И я тебя.
Цую гладит её большим пальцем по руке и серьёзно говорит:
— Всё будет хорошо. Завтра на практике... — Глубоко вздыхает: — ... и всегда.
Это похоже на обещание. Обещание в их монохромном, но совсем не печальном и не одиноком мире.
Очако кивает. Тихо говорит, не в силах перестать улыбаться от переполняющего её счастья — огромного настолько, что от горечи не осталось и следа:
— Да. Всегда.
У них завтра — практика у Рюкью, патруль под руководством успешно делающей карьеру Неджире-семпай и пара дополнительных уроков у Айзавы-сенсея. Встречи с ребятами, соревнование с Б-классом, возможно, стычки со злодеями. Множество забот, множество дел — и они обе.
Друг для друга.
Название: Излом
Тема: AU
Автор: Uraraka team
Бета: Uraraka team
Пейринг, персонажи: Тога Химико/Урарака Очако
Категория: фемслэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, дарк, психология
Размер: 6763 слова
Краткое содержание: Ей она готова простить почти все.
Предупреждения: ООС, гетно-фемслэшное изнасилование, абьюз
Комментарий: сиквел фанфика "Ranunculus Acris" с разрешения автора
Тога лениво постукивает ногтем по стеклу высокого стакана, перекатывает губами трубочку и громко недовольно цыкает. Она всю ночь проторчала в дурацком прокуренном клубе, вытягивая нужную информацию, а теперь Томура еще и заставляет ее ждать. Это нечестно. Химико болтает ногами, сидя на стуле за стойкой и слушая тихое ворчание телевизора. В их новом баре темно и пустовато, горит только желтая подсветка по периметру потолка и парочка светильников на стенах, поэтому телевизор особенно сильно отсвечивает. Больше ничего интересного вокруг все равно нет, и Тога терпит очередную странную рекламу. После нее неожиданно объявляют прямой эфир с героями, и Химико оживляется — это она любит, можно и посмотреть, чтобы убить время.
Она хватает пульт со стойки и делает громче. Музыкальная заставка бьет по ушам и заставляет с отвращением поморщиться, но потом на экране высвечиваются логотипы Деку и Уравити, и она заинтересованно приподнимает брови. Какая приятная неожиданность.
На сцене в студии всего три кресла — одно занимает интервьюер, в двух других расположились герои, и Очако-чан непривычно официальная: в юбке, водолазке с высоким горлом и без геройского костюма. Тога давно ее такой не видела, и теперь не может оторвать взгляд от черных прозрачных колготок, в которые затянуты стройные ноги — они ей слишком идут, а юбка задирается почти неприлично высоко.
Очако-чан неловко обмахивается папкой, ей явно жарко, и Химико расплывается в довольной ухмылке, рассматривая яркий румянец — она только вчера ее навещала и точно знает, почему та выбрала такую неудобно закрытую одежду. Тога слишком увлеклась прошлым вечером и совсем не жалеет — ей понравилась картина, которую она нарисовала на теле Очако-чан любимыми цветами. Всей палитрой от синего до красного, прямиком по нежной коже шеи — губами, зубами, руками. А вот рафинированным лицемерным героям и глупым, верящим в них людям вряд ли придется по вкусу ее искусство. И им абсолютно точно не понравится, что у непорочной чистенькой Уравити, всегда такой светлой и улыбчивой любимицы деток, есть такие грязные скелеты в шкафу.
Например, целая Тога Химико.
Химико мечтательно улыбается — она хотела бы однажды рассказать всем. Показать правду, вывернуть наизнанку, ткнуть носом каждого святошу в то, что она делает со своей Очако-чан за закрытой дверью. По обоюдному согласию, ведь Тога знает, что Очако-чан сильнее, и, если бы хотела, запросто могла бы сломать каждую кость в ее теле. Поднять высоко-высоко и ударить о землю со всей силы, и Химико умерла бы, захлебываясь восторгом и собственной кровью. Но Очако-чан никогда этого не сделает — она ее слишком любит. Так сильно, что однажды чуть не умерла, и до этих самых пор — каждой клеточкой своего тела, каждым болезненным взглядом, каждым неслучайным прикосновением. Тога знает наверняка, она давно научилась понимать, читать вздохи своего имени между строк. И любит тоже, в ее жизни еще не было холста дороже.
Очако-чан на экране как-то неуютно ерзает на стуле, отводит взгляд в сторону, и Химико отвлекается от своих мыслей, прислушиваясь к разговору.
— Правда, что в школьное время вы были больше, чем друзьями? — улыбаясь, нагло спрашивает у героев девушка-интервьюер, и Тога невольно задерживает дыхание. Ей тоже интересно.
— Н-не совсем, — совсем слегка запинаясь, отвечает Очако-чан, и Химико ловит детали того, что не видят остальные, замечает, как она смущается и нервно сжимает пальцы на коленях, ниже края юбки.
— Вы сейчас оба одиноки, какая была бы красивая пара! Многие говорили о том, что в школе вы были в него сильно влюблены… — начинает интервьюер, но Деку перебивает ее, не давая договорить.
— Прекратите, пожалуйста, это некорректный вопрос, — хмурится он. — Урарака-сан, все в порядке?
Очако-чан что-то отвечает, но Тога уже не слушает — она смотрит. Видит, как та закусывает губу, как отводит взгляд, как краснеет еще сильнее и даже не дергается, когда Деку кладет руку ей на плечо. Как смотрит на него со смесью благодарности и облегчения. Химико неторопливо встает со стула, подходит к телевизору и прищуривает сначала один глаз, потом второй, задумчиво наклоняет голову набок, приоткрыв рот. Всматривается в картинку. Она знает, как выглядит смущение Очако-чан, и сейчас та показывает перед зрителями все оттенки того, что видеть не должен никто.
Химико хищно щурится, недовольно цыкает и лезет в интернет искать адреса телестудий.
С ножа и рук капает, хотя она совсем не планировала так сильно пачкаться, это вышло случайно. Девушка-интервьюер сопротивлялась, пытаясь сбежать, а теперь медленно сползает по стене, тихо булькая и захлебываясь собственной кровью, хлещущей из перерезанного горла. Тога наклоняется, приближая лицо к ровной ране, вдыхает сладковатый теплый запах и осторожно присасывается к ослабевающему горячему потоку, слизывая капли. Делает несколько глотков — все, что удается собрать — и с отвращением вытирает рот найденным тут же, в гримерке, полотенцем. Совсем невкусно.
Очако-чан и Деку ушли всего несколько минут назад — их сильно задержали с вопросами, и это сыграло Химико на руку, пока она искала нужную студию и добиралась до места. Она еще успевает её догнать.
Тога вытирает нож и руки тем же полотенцем и швыряет его на еще подергивающееся умирающее тело. Никто не имеет права заставлять ее Очако-чан так краснеть, кроме нее самой. Никто не имеет права видеть ее такой. Химико не может добраться до каждого зрителя, а вот до интервьюера — запросто, и ей просто так захотелось. Она вполне довольна.
Тога убивает грязно, но не оставляет после себя следов, которые указали бы на нее — привычка, которой она обзавелась в Альянсе. Хотя, если бы она попалась героям или полицейским, это убийство было бы ничтожной каплей в море остальных преступлений. Никому уже давно не нужны дополнительные доказательства, чтобы засадить её глубоко в «Тартар» на всю жизнь или убить на месте. Но Химико отличный мимик, уже много лет успешно ускользающий от героев, и ее совсем непросто поймать.
Она превращается в убитую девушку, надевает захваченную с вешалки толстовку, застегивается и натягивает рукава пониже, прежде чем выбраться из студии. Охранник на выходе даже не всматривается в ее лицо, спокойно пробивая пропуск. Здание телестудии находится за городом, его окружает густой парк, но есть всего одна дорога, которая ведет от главного входа к остановке такси и общественного транспорта, а Очако-чан не водит собственную машину, Тоге это прекрасно известно. Ей вообще известно о ней все.
Химико торопится, почти бежит по окруженной фонарями и деревьями дорожке, словно зверь по следу, и, когда впереди, наконец, показывается знакомая фигура, нервно облизывает пересохшие губы. Очако-чан одна, а значит, Деку уехал на машине, и это неплохо — по крайней мере, не придется притворяться. Жаль, Тога не увидела, как они прощались, но это ничего, она и сама может все проверить.
На парк опускаются прохладные сумерки, но фонари еще не горят, и вокруг так тихо, что слышно только шуршание осенней листвы и цокот каблуков идущей впереди Очако-чан. Она очень красивая, черный ей к лицу, и длинные ноги в этих колготках и туфлях сводят Химико с ума. И Тога обязательно скажет ей обо всем этом когда-нибудь потом, когда перестанет ощущать внутри это мерзкое, обжигающее чувство, которое преследует ее с того самого момента, как она увидела дурацкую программу. Химико замедляется, беззвучно идет следом в своих кроссовках, и Очако-чан не замечает её присутствия, даже когда она подбирается слишком близко.
— Очако-чан, не расслабляйся так в темных парках, в них полно таких, как я, — бормочет она себе под нос, и та оборачивается на звук, но если бы Тога была обычным маньяком, то было бы уже поздно.
Очако-чан даже своими любимыми духами воспользовалась ради этого интервью. Химико вдыхает знакомый свежий аромат и хватает ее за руку, толкая с дороги в сторону деревьев. Та сначала рефлекторно перехватывает её запястье, крепко сжимает и группируется, собираясь защищаться, но хватка внезапно ослабевает, и Очако-чан непонимающе хмурится — слишком быстро узнает. Она опускает руки и растерянно произносит:
— Тога?
Химико улыбается и тащит её дальше, за деревья, как маленький буксир, и Очако-чан совсем не упирается, перебирая ногами и увязая своими красивыми каблуками в лесной грязи.
Она ее совсем не боится, понимает Тога. Нисколечки. И доверяет, потому что понимает: если бы Химико хотела убить, то убила бы уже сотни раз — пока та была рядом, в ее руках, в ее постели. Или под ее ножом.
Наконец, она прижимает её к большому дереву, которое не просматривается с дороги, и коротко выдыхает, проводя руками по всему телу. Взгляд карих глаз мечется, выцепляет капли крови на рукаве под толстовкой, и Очако-чан отчаянно жмурится, закусывая губу. Химико нравится эта ее реакция на чужую кровь, всегда нравилась — ужас и отвращение вперемешку со смирением. Потому что Тога знает, чувствует — ей Очако-чан готова простить все. Ну, или почти все. А то, что не простит, Химико никогда не сделает.
Поэтому Очако-чан молчит, тяжело дышит и не делает ни единой попытки оттолкнуть, когда Тога кладет ладони ей на бедра. Юбка короткая и обтягивающая, выше колена, и Химико перебирает плотную ткань, спускается ниже, гладит кончиками пальцев кожу под прозрачными тонкими колготками, ловит нервный взгляд. Она должна проверить кое-что, потому что это противное непонятное чувство зудит на подкорке, раздражает сознание, обжигает грудь, и для Тоги оно слишком неправильное и непривычное, чтобы она могла запросто его проигнорировать.
Химико широким движением проводит ладонью по внутренней стороне ее бедра и забирается рукой под юбку, цепляет ногтями шов и рвет эластичную ткань колготок в нескольких местах сразу, и Очако-чан вздрагивает, резко сводит ноги вместе, оседая ниже и пытаясь помешать.
Но она не использует причуду, не пытается ее ударить, и Химико читает по жестам, по вздохам, по взгляду — Очако-чан на самом деле совсем не против. Тога тихо понимающе хмыкает, неспешно отодвигает тонкую полоску белья, дразняще невесомо касается мягкой кожи снаружи и проскальзывает внутрь сразу двумя пальцами. Очако-чан еще сильнее сжимает колени, почти повисая на ней, вцепляясь в плечи обеими руками. Она совсем немного влажная, но Тоге хватает этого, чтобы тихо недовольно зашипеть — она ведь так и знала.
Но она не злится, совсем нет, разве может она злиться на свою Очако-чан. Химико быстро меняется в лице, ее губы растягивает широкая улыбка. Она грубо двигает пальцами несколько раз, позволяя себе только это, и останавливается. Прижимается к чужой груди своей, выдыхает и ласково шепчет на ухо:
— Очако-чан, скажи, тебе все еще нравится Деку?
Та застывает, забывая даже дышать, и растерянно мешкает. Не отвечает.
Слишком, непозволительно долго.
Химико резко впивается зубами в основание ее шеи, прямо туда, где вчера уже оставила большой красивый синяк, и сжимает челюсть до тех пор, пока не чувствует просачивающийся через ткань металлический вкус крови. Очако-чан тихо болезненно стонет от всего сразу — от пальцев внутри, потому что Тога точно знает, как сделать ей хорошо, и от сильного укуса, не позволяющего расслабиться.
Внутри Очако-чан быстро становится мокро, пальцы скользят, и Тога разводит их в стороны, наверняка почти причиняя боль, сгибает, поглаживая подушечками чувствительные окончания снаружи, и двигает размеренно — в нужном, правильном и таком знакомом темпе. Очако-чан издает все эти очаровательные звуки, зажимает ее руку между ног и так стискивает плечи, что Тога смущенно краснеет, облизываясь. Ей хочется ее всю, прямо сейчас. Но она ведь здесь не за этим, совсем нет, ей просто нужно было убедиться, а это — приятный бонус для послушной Очако-чан.
Через минуту та кончает с тихим всхлипом, содрогаясь и тяжело дыша, и сползает ниже по древесному стволу, еле удерживаясь на дрожащих ногах. Химико отпускает ее, собирает языком с покрасневшей щеки соленые капли боли, целует в приоткрытый рот и мурлычет довольно:
— Мне Деку тоже очень нравится, Очако-чан. Хочешь, позовем его в следующий раз? Я приглашу его, уверена, он не откажется. Нам будет весело втроем.
Очако-чан дергается, смотрит на нее мутным взглядом, нахмурившись, но произносит очень твердо:
— Не смей трогать Деку.
В ее голосе звучит непривычный металл. Тога хихикает и ласково гладит её по щеке, медленно проводя пальцами по гладкой коже. Почему-то от этих слов становится тяжело дышать, сердце неприятно замирает где-то в горле, и очень хочется откусить от Очако-чан кусок. Или несколько. Вгрызться в плоть, хоть в ту же красивую гладкую щеку, сжать зубы, чтобы кровь хлынула прямо в рот, и дернуть, разрывая кожу и мясо, навсегда уродуя. Хочется сделать ей по-настоящему больно, напомнить… О чем-то. Химико пока не уверена, о чем именно. Например, о том, что красиво смущаться Очако-чан может только перед ней. Или о чем-то еще, не менее важном.
Но Тога продолжает осторожно касаться ее щеки и ничего больше не делает. Она умеет быть терпеливой, умеет ждать, когда нужно, и сейчас ей хочется совсем другого. У нее появляется просто отличная идея, и она даже знает, как ее исполнить.
— Не буду, Очако-чан, — нежно шепчет она в ответ, надавливая пальцем на чужие пухлые губы и касаясь кромки зубов. — Обещаю.
Очако-чан смотрит на нее, прищурившись, и на дне ее темных глаз плещутся подозрение и привычное глухое отчаяние, которые Химико с радостью впитывает. О, теперь она знает, что нужно делать с этим жгучим чувством, как с ним справиться. Желания ведь надо исполнять, ради этого она и живет. И если ее любимой Очако-чан так нравится Деку, если она так яростно его защищает, если так сильно хочет, что даже мокнет в какой-то телестудии от одного его присутствия, то Тога готова дать ей возможность исправить досадное школьное упущение. Побыть для нее сказочной волшебной феей, исполняющей самые заветные мечты.
Химико же любит ее, как она может пропустить такую возможность доказать, как сильно?
Она оставляет ее у дерева и уходит, напоследок чмокнув в упрямо поджатые губы.
— До завтра, Очако-чан.
Урарака возвращается домой на такси, с пылающими от стыда щеками. Водитель бросает на нее неприятно понимающий взгляд через зеркало заднего вида, и она постоянно поправляет юбку, стараясь скрыть выглядывающие оттуда стрелки рваных колготок, напоминающие о ее слабости. Кричащие всем вокруг о произошедшем не хуже грязной обуви и растрепанного вида.
Между ног до сих пор противно влажно, а в голове так пусто, что отдается каждый вечерний шорох, который она слышит. Ей быстро становится тошно от себя, как только первый шок проходит — она снова позволила, снова не оттолкнула, сдалась слишком легко, почти без сопротивления. На этот раз — в парке. С каждым разом — все проще и проще. И то, что ей понравилось, выбивает из колеи окончательно.
Мозг подкидывает детали и зависает, зацикливаясь на одном и том же: чужая внешность Тоги, кровь на ее руках. Очако хочется перезагрузиться, забыть обо всем, будто и не было, стереть последний прошедший час, ничего не помнить, ничего не знать, не чувствовать это накатывающее волнами густое отвращение к самой себе. Не анализировать, не сопоставлять факты, не догадываться о судьбе девушки-интервьюера, не думать о том, насколько низко она пала. Как глубоко увязла. Не думать том, что Деку бы ни за что не позволил. Но она — не он, Урарака так не может. Слишком слабая, слишком подверженная своим желаниям, недостойная. Испачканная.
Она раздевается сразу же, как только за ней закрывается дверь — скидывает туфли с налипшей на них грязью, стягивает водолазку, юбку и колготки, оставляя все валяться в коридоре бесформенной кучей, и бредет в ванную. Включает душ, стараясь не смотреть на себя в зеркало — и так знает, что там увидит. Сетку едва заметных шрамов по всему телу, следы укусов и засосов, синяки, и самый яркий из них, кровоточащий — на шее. Свежий, прямо поверх вчерашнего, но это не играет ровно никакой роли, метки — ее постоянные спутники.
Очень хочется отмыться и сжечь вещи, но она знает, что это не поможет — изнутри все равно не отмоешься, а выжигать что-то наживую из себя у нее не получается. Зато отлично получается у Тоги.
Очако долго стоит под душем с закрытыми глазами, слушая только шум воды, и ничего, совсем ничего не хочет. Особенно испытывать эту бесконечную вину перед всеми, давно тяжелым грузом лежащую на плечах, с каждым разом становящуюся все больше. Перед той случайной девушкой, перед ее семьей, перед людьми, которых она должна защищать, перед героями…
Внезапное беспокойство разливается среди клубов пара, щекочет разум. Деку. Химико упоминала Деку в том безумном разговоре в парке. И это осознание заставляет ее почти в панике вылететь из душа, схватить телефон и набрать знакомый номер. Только бы с ним все было в порядке.
Деку отвечает сразу, удивленно спрашивает, что случилось. На заднем плане слышно только тихое ворчание мотора, и Урарака облегченно выдыхает, понимая, что не дышала все это время. На пол стекает вода, гулко капая с нее в тишине квартиры, ноги мерзнут от сквозняка, и она быстро скомкано прощается, прося его быть осторожным на дороге. Очень хочется предупредить, но она не может выдавить из себя ни слова — горло словно сдавливает удавкой, да она и не знает наверняка, о чем вообще тут можно предупреждать. Но Деку и так поймет, Очако знает, слышит по напряжению в его голосе.
Она верит, что Тога его не тронет, не посмеет, если пообещала. Не перейдет последнюю черту. Но верить — все, что она может. Все, что ей остается. На большее у нее просто нет сил, уже очень давно.
Перед тем, как отключиться в собственной пустой двуспальной кровати, Урарака вспоминает, что Тога обещала зайти завтра. И от давно привычной дрожи предвкушения, невольно пробежавшей по телу и осевшей жаром где-то в груди, ей тоже становится мерзко.
Химико не любит нарушать обещания, но приготовления занимают больше времени, чем она рассчитывала, а подарок должен быть достойным — Очако-чан ведь заслуживает лучшего. Поэтому на следующий день она не появляется, как и через день, и через два. Только через неделю Тога, наконец, добирается до квартиры на окраине, потому что ей приходится постараться, чтобы достать все, что нужно. Но это точно того стоит.
Химико стоит на пороге и подрагивает от предвкушения. Поселившееся внутри неприятное чувство постоянно зудит и требует внимания, напоминая о себе кучей роящихся мыслей, и сегодня она планирует от него окончательно избавиться.
Холодный вечерний ветер неприятно дует ей в спину — дом, в котором Очако-чан снимает жилье, совсем старый, невысокий и выходит квартирами на внешние балконы. Но Тоге здесь нравится, потому что она еще ни разу не встретила ни одного любопытного соседа, которого захотелось бы убить. В этом районе умеют уважать чужие секреты, а Химико это ценит.
Она звонит уже четвертый раз, а Очако-чан все не открывает, и это тревожит — обычно та уже на третьем звонке показывается в дверях, встречая Тогу тихим ворчанием о ключах. Химико недовольно кривит рот, звонит еще раз и прислушивается, замирая.
За дверью раздается всего один тихий шорох, но Очако-чан наверняка дома, просто не хочет ей открывать. Тога задумывается — разве для этого есть причина? Она не убивала никого из близких или друзей Очако-чан, не переходила границ, не попадалась и не делала гадостей. Была хорошей и приличной девочкой, прямо как сама Очако-чан. Химико прислоняется к двери и шепчет в самую щель, почти касаясь губами деревянной поверхности:
— Очако-чан, я знаю, что ты там.
В ответ слышится только тишина, ничего не происходит, Очако-чан не спешит открывать. У Тоги, конечно, есть ключи, но это ведь такой милый семейный ритуал, делающий их ближе, что его невыполнение сразу испортит весь вечер. Она усмехается и почти нараспев продолжает:
— Как думаешь, дедушка, живущий прямо под тобой, разрешит подождать тебя у него, Очако-чан? Я загляну к нему в гости, уверена, он мне не откажет.
Тога выжидает еще минуту, разворачивается и уходит — милому соседу снизу придется помочь ей справиться с расстройством и испорченным вечером. Не успевает она дойти до лестницы, как слышит шорох ключа за спиной и довольно улыбается — ее Очако-чан такая добрая, не хочет, чтобы она беспокоила пожилых людей посреди ночи.
Химико быстро разворачивается обратно и подходит к приоткрытой двери, заглядывает внутрь — в коридоре пусто, Очако-чан не хочет ее встречать, но это совсем не страшно, у Тоги есть для нее подарок, даже несколько. Они точно ей понравятся, и Очако-чан перестанет на нее дуться из-за всякой ерунды.
Она разувается, осторожно кладет сумку на пол и с любопытством проходит на кухню. Привычно домашняя Очако-чан сидит лицом ко входу, напряженно сжимая в руках кружку с чаем, и смотрит сквозь нее, поджав губы. Она бледная, замечает Химико. И уставшая, как и всегда. Тога и так терпеть не может героику и героев во всех видах, кроме избитого мяса, а вечно усталый вид Очако-чан делает все еще хуже. Она никогда не понимала, в чем смысл всех этих правил, это же так скучно, уныло и выматывающе.
— Очако-чан, — почти мурлыкает Химико, — что-то случилось?
Та поднимает на нее тяжелый взгляд и молчит. Химико любит её голос, ей нравится все: как Очако-чан кричит, как стонет, разговаривает, шепчет, даже ворчит. Она все время со всеми разговаривает, очень много улыбается, притворяется милой, но только не с ней. С ней она чаще замолкает, как сейчас, и Тога цепко ловит ее взгляд, удерживая, не позволяя больше отвести глаза. Они общаются на другом языке, в нем мало разговоров и пустых слов, но много наполненной смыслом тишины, и это кажется Химико по-настоящему особенным.
Она крадучись подходит ближе, плавно опускаясь на пол перед Очако-чан, кладет голову ей на колени и смотрит снизу вверх, прислонившись щекой к мягкой ткани домашних штанов. Та болезненно морщится, крепче вцепляясь в чашку, и Тога обнимает ее ноги, прикрывая желтые глаза.
— У меня для тебя подарок, — шепчет она, — тебе понравится.
Очако-чан вздрагивает и будто отмирает, резко вставая и стряхивая ее со своих коленей. Но Химико жмурится и улыбается, потому что видит, как она понемногу смягчается, теряет свою твердость, роняет защиту.
Очако-чан ведь любит её сильнее, чем какую-то противную девушку из телестудии, правда?
Тога поднимается следом, ловит за руку, не дает пройти. Очако-чан горячая, жесткая и напряженная, как раскаленная пружина. Химико обнимает ее за талию, тянется вперед и произносит в самое ухо:
— Ты ведь не злишься на меня, правда?
Очако-чан замирает, и Химико знает точно — не потому, что боится. Никогда не боялась, даже в первую их встречу, когда у нее за плечами еще не было нескольких лет героики. Очако-чан громко сорвано выдыхает, ее плечи опускаются и расслабляются — она сдается, и Тога мягко толкает ее обратно на стул, заставляя сесть. Уходит, оглядываясь через плечо, за обещанным подарком. Одним из.
— Я долго выбирала что-то значимое, Очако-чан, потому что так правильно, — быстро говорит она, роясь в сумке. — Что-то, что доказало бы тебе мою любовь, каждый раз напоминало…
Чашка звякает об стол, но Химико не оборачивается, потому что находит заветную длинную коробку. Под руку попадается стеклянный флакон, но она убирает его глубже — еще не время. Сначала Очако-чан должна все понять, почувствовать, как много она для нее значит. Иначе мозаика не сложится, ничего не получится, как надо. Эффекта не будет.
Тога возвращается, пряча коробку за спиной, и довольно улыбается, глядя в мрачные карие глаза, неотрывно следящие за ее движениями. Если Очако-чан хочет сегодня молчать — пусть молчит, у Химико впереди будет еще целая ночь. Она подходит почти в упор, неспешно вытаскивает чашку из чужих ладоней и вкладывает туда подарок. Тога вся дрожит от возбуждения — это очень важный момент, почти исторический. Если бы у них с Очако-чан когда-нибудь появились дети, Химико обязательно рассказывала бы им о нем.
Очако-чан удивленно хмурится, рассматривая коробку в своих руках, и проводит пальцами по каемке — Химико специально купила глухую черную упаковку, чтобы было непонятно, что внутри, чтобы не испортить сюрприз. Очако-чан с опаской поднимает крышку, словно под ней может оказаться змея, и Тога тихо хмыкает — эта внезапная предосторожность кажется ей очень милой.
Очако-чан поднимает брови и в смятении разглядывает лежащий на бархатной подушечке армейский нож. Химико долго выбирала, хотела найти что-то особенное, что-то, что связало бы их неразрывно — сильнее, чем ханахаки, чем любые известные узы. Поэтому она купила нож, такой же, как у нее самой. Тога дорожит им, он — продолжение ее самой, ее любимая кисть, она бы не подарила такой же кому-то случайному, ни за что в жизни. Очако-чан должна это понимать, ведь она точно заслуживает такого внимания, и от прикосновений ее пальцев к темной рукоятке у Химико в животе дохнут пресловутые бабочки.
Очако-чан напряженно закусывает губу и не решается вытащить подарок из коробки, будто он и правда отравлен или может укусить. Тога наклоняется, стараясь рассмотреть реакцию поближе, упирается руками в ее колени и сглатывает — Очако-чан просто очаровательна в полной растерянности. И это тоже никто больше не заслуживает видеть.
Химико перекидывает ногу через ее колени и плавно опускается сверху, вырывая тихое раздраженное шипение. Очако-чан откладывает коробку с ножом на стол, смотрит прямо на нее, продолжая нервно кусать губы — и снова молчит. Ее руки подрагивают рядом с бедрами Тоги, едва касаясь, и Химико проезжается по ее ногам, прижимаясь ближе, кладет руку на мягкую грудь, чувствуя, как быстро бьется сердце под ладонью. Слышит, как Очако-чан тяжело дышит, тщетно пытаясь контролировать сбившееся дыхание.
Очако-чан никогда не казалась ей жертвой или легкой добычей, но сейчас она ведет себя так беспомощно, не зная, что делать, не зная, как будет правильно, что Тога не удерживается — хихикает, обхватывая руками ее шею, и целует, проскальзывая языком в приоткрытые губы.
Та наконец-то отвечает, отчаянно кусаясь, крепко впивается дрожащими пальцами в ее бедра, и Химико принимает это за положительный ответ.
В спальне тянет прохладой из приоткрытого окна, и темно, как всегда, но это не надолго — Тога собирается это исправить позже. Сегодня она хочет увидеть все, хотя особенности зрения позволяют рассмотреть силуэты даже в кромешной тьме. Очако-чан хватается за нее, но не упирается, даже не пытаясь отобрать инициативу, когда Химико роняет ее на кровать и заводит руки наверх, оседлав верхом чужие бедра. Дома Очако-чан не носит лифчик, и Тога с удовольствием стягивает с нее домашнюю майку, ерзает, перехватывая оба запястья одной рукой у изголовья, и снова целует. Все, до чего она может дотянуться, горячее: беззащитная шея, линия челюсти, щеки, мягкие губы. Химико втягивает воздух с тихим довольным шипением и отрывается, облизываясь и впитывая чужую дрожь — Очако-чан сегодня очень жестокая, гневно тихая, но она обязательно это исправит. Заставит ее стонать в голос, кричать и плакать, вырежет внутри нее самое главное, ради чего она все это затеяла. Вручит подарок, который она заслуживает, который запомнит навсегда.
Тога прикусывает ее ухо — нарочно сильно, не позволяя раствориться в ощущениях, и Очако-чан вздрагивает от неожиданности, но еще слишком рано для всего этого, а Химико не любит несвоевременность, поэтому успокаивающе зализывает мочку, оглаживая рукой мягкий живот и ребра. Она тянется к карману своего джемпера, и наручники звякают почти незаметно, когда она вытаскивает их вместе со специальными перчатками. Очако-чан дергается от звука, напрягается и поднимает голову, пытаясь рассмотреть что-то в темноте — она слишком умная, чтобы не понимать, что происходит, но слишком вовлечена, чтобы по-настоящему сопротивляться. Химико тихо шепчет, не отпуская ее запястья:
— Ничего не бойся, Очако-чан.
Хотя и так не боится, уже давно привыкла к их играм, Тога знает. Она ведет языком по ее руке, от локтя и выше, к запястью, трепетно — по едва ощутимым полоскам шрамов на коже, легким штрихам на любимом холсте, оставленным Химико когда-то очень давно, в самом начале. Совсем еще незаметным и неглубоким меткам, давно зажившим и ставшим по-настоящему прекрасными. Нестираемыми.
Наручники щелкают, когда Тога застегивает их на тонких запястьях, перекинув цепь через тонкую металлическую балку в изголовье кровати, и Очако-чан, наконец, расслабляется — откидывает голову на подушку, почти безвольно повисая на скованных руках. Химико знает о ней все — и даже то, как ей нравится то, что она с ней делает. Просто Очако-чан любит ее так сильно, что принимает все, как есть, и именно поэтому Тога не может ее отпустить. Не может убить, убрать из своей жизни, не может оставить, да и не хочет — ее все устраивает. Почти. Интервьюера она убила, и раньше, в других случаях, это помогало. Но не в этот раз. Противное чувство, гложущее с того дня, никуда не делось, и Химико бы обязательно попробовала добраться до Деку, нашла бы способ разобраться, но не может — Очако-чан очень расстроится, если он умрет. Возможно, она даже бросит ее, а этого Тога никогда не допустит, да и Деку ей нравится — он такой забавно отчаянный, настоящий герой и отлично смотрится разбитым в хлам, Тога бы с ним даже поиграла. Поэтому она не пересечет невидимую грань, после которой не сможет вернуться. Не позволит Очако-чан сорваться и сбежать.
Но сейчас та поддается ей так просто, что Химико даже медлит с перчатками — может, они и не нужны. Не понадобились же во все те разы, когда Тога слишком увлекалась, расчерчивая ее болезненными кровавыми цветами, придавая дополнительного очарования и любя так, как умеет только она. И как Очако-чан того заслуживает.
Химико задумчиво водит руками по отзывчивому телу, невесомо гладит, чувствуя, как кожа под пальцами покрывается мурашками от сквозняка, и все-таки надевает на чужие руки тонкие плотные перчатки. Они сделаны из специального материала и не позволят Очако-чан использовать причуду, даже если она попытается. Тога просто не хочет, чтобы что-то помешало, она слишком тщательно к этому готовилась. Очако-чан хрипло шепчет:
— Зачем перчатки?
Химико улыбается и прикладывает палец к ее губам.
— Ты слишком нетерпеливая, Очако-чан, — произносит она, наклоняясь ниже, и медленно целует ее ключицы, проводя губами по выступающим косточкам. Прикусывает напряженные соски, сразу зализывая и вырывая громкие вздохи, обводит языком впадину пупка и ныряет вниз, стягивая домашние штаны.
Тога добирается до белья, подцепляет большими пальцами, снимает его, увлеченно изучая языком изгибы давно знакомого тела, и Очако-чан стонет сквозь сжатые зубы. Она не зажимается, не сводит ноги вместе, раскрываясь перед ней, и Химико несколько раз с нажимом проводит ладонями по телу, наслаждаясь каждым сантиметром, каждым совершенным несовершенством. Тога очень жадная, ей всегда будет этого мало. Если бы она могла заклеймить всю Очако-чан, каждый её кусочек снаружи и внутри, поставить несмываемую метку, очевидную для любого, кто окажется слишком близко, она бы точно это сделала. Но пока хватит и этого.
В полной темноте комнаты слышны только шорохи и шумное дыхание, принадлежащее им обеим. Химико отстраняется, быстро скидывая собственную одежду, вытаскивает из сумки захваченный флакон, раскупоривает и выпивает содержимое в несколько глотков — должно хватить, хотя и это достать оказалось очень сложно. Кровь героя номер один, даже специально не помеченную, в больницах охраняют как зеницу ока. Но не настолько хорошо, чтобы уберечь от профессионального мимика, лично заинтересованного в том, чтобы ее заполучить.
Очако-чан напрягается, это видно и слышно: несколько раз звякают, натягиваясь, наручники, исчезает звук дыхания, и Химико безумно усмехается, чувствуя, как меняется, перестраиваясь, ее тело. Кончики пальцев тянет, всю кожу покалывает, пока она превращается в Деку, и Тога искренне наслаждается привычным процессом. В животе собирается горячий комок удовольствия — она точно знает, чего хочет, но не уверена, что подарок понравится Очако-чан также сильно, как ей самой. Но та так сильно дорожит своим Деку, что готова даже выбрать его вместо Химико, и другого выхода она просто не видит.
Тога молча подходит ближе, гладит её по голой коленке — собственная рука крупная и грубая, исполосованная ощутимыми шрамами, и это неожиданно заводит, заставляя входить во вкус. Она чувствует себя настоящим насильником и мысленно настраивается. Молчит, оттягивая время, не давая себя рассмотреть, не давая понять.
Очако-чан наверняка заметила, что она теперь в другом виде, но это не первый раз, когда Химико примеряет мужской образ, и даже не первый, когда в постели. Тога видит, как она замирает, внимательно вслушивается — в движения, в дыхание, стараясь разобраться, что Химико задумала.
За все это время они играли в разные игры, иногда — по правилам Тоги, потому что она никогда не стеснялась своих желаний, иногда — по правилам Очако-чан, таким сладким, неозвученным и очевидным, что Химико искренне наслаждалась, делая вид, что все это — только ее вина. Ведь это она тут плохая девочка, а не чистенькая непорочная Очако-чан. И ей нравится ее роль.
Тога несколько раз глубоко вдыхает и совершенно чужим смущенным голосом произносит:
— П-прости, Урарака-сан…
Очако-чан перед ней дергается, сразу узнавая, судорожно поджимает ноги и вся съеживается у изголовья кровати, вцепившись руками в собственные перчатки. Но они достаточно длинные и отлично держатся, Химико хорошо их закрепила, просто так не снять. Та дергает руками почти истерично, прижав колени к груди, и шепчет себе под нос:
— Не надо, Тога…
Это звучит как самовнушение, и Очако-чан сама загоняет себя в ловушку, переставая верить своему разуму. Слух и ощущения говорят ей, что перед ней — Деку, такой безопасный и родной, подростковая первая влюбленность и вечное табу, и Химико улыбается, чувствуя запах настоящего страха и привычный азарт, разогревающий кровь. Он будит в ней желание творить. Только в этот раз ее кистью будет не нож, а целое тело, и она точно знает, какая картина должна получиться в конце.
— Урарака-сан, прости, — почти испуганно низко бормочет Тога, протягивая руки и с силой дергая на себя её лодыжки. — Я так давно этого хотел…
Химико точно знает, что звучит абсолютно правильно, почти как настоящий Деку — интонациями, тембром, мельчайшими оттенками тона. Она ведь тренировалась, слушала на повторе ролики с его участием, чтобы вжиться в роль, и теперь даже Очако-чан никак не сможет разглядеть в ней привычную Тогу. Так и должно быть — это Деку насилует ее, не Химико, она ведь не такая.
Она бы не извинялась.
Очако-чан испуганно и резко сучит ногами, пытаясь вырваться, бьется на кровати, сминая под собой простыни, но Тога держит крепко и ловит ее, пришпиливая телом к матрасу. Проскальзывает шершавой ладонью по внутренней стороне бедра, гладит, такую беззащитную и напуганную, и резко раздвигает ее ноги, настойчиво вклиниваясь между коленями.
Ей даже не надо стараться, чтобы возбудиться, чужой страх всегда действовал лучше любого афродизиака, поэтому Тога прижимается твердым членом к животу Очако-чан, давая ей время осознать. Химико почти забыла, как это правильно делается, но на то она и мимик, чтобы мгновенно перестраиваться. Она оглаживает напряженный живот, поднимаясь выше, почти грубо сжимает ладонями грудь и мысленно хмыкает — в этом теле она даже может обхватить ее целиком. Это кажется ей забавным.
— Не надо… — шепчет Очако-чан надтреснуто, и в ее голос просачивается отчаяние. Она ведь знает, что Тога не остановится. Химико незаметно улыбается — скорее, наоборот.
Она сильнее разводит ее ноги и толкается вперед, крупной головкой в узкое отверстие — Очако-чан так сильно зажимается, что у нее наверняка останутся синяки на память, на внутренней стороне бедер. Она мокрая, попросту не успела высохнуть и перестроиться, и Тога выдыхает с наслаждением, легко проскальзывая внутрь, ей очень нравится это редкое ощущение — быть внутри Очако-чан, и пусть сейчас у всего этого есть определенная цель, раньше они делали это и просто так, потому что Химико так хотелось. Она ведь может быть кем угодно для своей Очако-чан, глупо было бы не пользоваться. Просто раньше это всегда был не такой важный для Очако-чан Деку, лучший друг, близкий человек и первая любовь. Не кто-то настолько знакомый.
Тога входит глубже и глухо стонет его голосом, чувствуя, как Очако-чан сжимается вокруг нее. Кудрявые волосы падают на глаза, мешая видеть в темноте, и Химико недовольно шипит, опираясь удобнее, и тянется вперед, к выключателю рядом с кроватью. Вспыхивает свет, Очако-чан моргает несколько раз и зажмуривается, закрывая глаза и отворачивая голову в сторону — куда угодно, лишь бы спрятаться, не видеть. Но Тога не может ей этого позволить, не сегодня.
— Урарака-сан, — тихо зовет она, наклоняясь ближе, и разворачивает её лицо к себе, сжимая пальцами мягкие щеки. Начинает двигаться, медленно выходя почти до конца и резко вбиваясь обратно, скользит внутри, стараясь поймать знакомый ритм и угол. Комнату наполняют пошлые шлепки, влажное хлюпанье и сорваные вдохи Очако-чан сквозь сжатые зубы, и Химико готова кончить только от этого. Самой Очако-чан, может, и не нравится, но она настолько привыкла к собственному сопротивлению, что ее телу происходящее точно по вкусу.
— Посмотри на меня, — просит Тога, не останавливаясь, и та открывает глаза всего на секунду, бросает недоверчивый взгляд, чтобы убедить саму себя, что ей все это кажется, но этого хватает. Химико видит, ощущает по чужой дрожи — Очако-чан кусает губы так сильно, что под белой кромкой зубов выступает кровь, и не может отвести взгляд, окончательно веря в иллюзию, которую она для нее сотворила. Тога ласково улыбается — чужим лицом, чужими губами — и подхватывает правильный ритм, размеренно вколачиваясь, приоткрыв рот и глядя в карие глаза. Пусть смотрит. Пусть не отводит взгляд. Пусть принимает до конца.
— Урарака-сан, — ласково шепчет она, наклоняясь и закидывая её ноги себе на плечи, придерживая за колени, — ты такая красивая…
В глазах Очако-чан ужас сменяется мутью неприятия и отвращения, недоверие уступает место отчаянию, и Тога видит, как из уголков вытекают прозрачные капли, склеивая длинные ресницы. Очако-чан громко всхлипывает, открыв рот, и стонет так, словно ей очень, смертельно больно. Словно она умирает прямо сейчас, под ней, разрывается в клочья, и Химико чувствует удовлетворение. Она ускоряется, удерживая её взгляд, входит глубоко и рвано, слишком близко подходит к грани, и в её голове не остается больше места связным мыслям, только чистое удовольствие.
Очако-чан под ней дрожит и кричит, сильно зажмуриваясь. Подушка рядом с её лицом намокла от слез, запястья под металлом наручников стерлись до крови — слишком сильно дергала. Тога толкается под правильным углом несколько раз, заставляя её выгнуться на влажных простынях, и шепчет:
— Не отворачивайся, Урарака-сан, я хочу видеть твое лицо.
Очако-чан широко распахивает глаза, безмолвно хватая воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, и кончает — судорога проходит через ее тело, заставляя все мышцы напрячься, и она громко всхлипывает, давясь слезами и сжимая зубы.
Внутри слишком горячо и влажно, и Очако-чан сжимается так резко и сильно, что Химико не выдерживает долго, последние пару раз входит и, резко вытащив, кончает, забрызгивая её живот и грудь.
Тишина неспешно накрывает комнату, заползает с ветром через приоткрытое окно, окутывает их обеих. Очако-чан смотрит в потолок совершенно пустым, мертвым взглядом, тяжело дыша, и сначала Тоге кажется, что она переборщила. Надавила слишком сильно и сломала, не рассчитав. Она превращается, чувствуя, как клочьями сползает чужой образ, волосы становятся длиннее, уменьшается тело, и мурлыкает нежно, ложась рядом. Целует Очако-чан в щеку, успокаивающими движениями поглаживая по бедру. Собирает губами соленые слезы, крепко прижимаясь к горячему голому боку. Будто утешает после произошедшего. Будто все это — не ее рук дело. Очако-чан совсем не реагирует, и Химико поднимается, рассматривая ближе, собирает пальцем чужую сперму с её живота и задумчиво произносит:
— Как думаешь, Очако-чан, ты бы забеременела?
Она проводит по мокрой коже, размазывая белесые потеки.
— Чей это был бы ребенок? Мой, твой и Деку? — хихикает Тога, спускаясь вниз. — Разве не замечательно?
Проводит пальцем от пупка ниже, зачерпывает еще и тянется между ног, внимательно наблюдая за реакцией, ловя каждое движение, каждый вдох. Прямо у цели Очако-чан больно толкает ее коленом, и Химико криво улыбается — не сломала. Очако-чан крепкая, ее не так просто поломать, и от этого сердце Тоги рядом с ней бьется быстрее.
Химико подпирает голову ладонью и рассматривает ее. Очако-чан встречает взгляд с надрывом, привычным отчаянием и тихой ненавистью, затаившейся глубоко на дне карих глаз, молчит, но Тоге нравится и так, потому что вместе с этим в глазах Очако-чан появляется кое-что еще. Крошечная толика безумия, зеркального и прекрасного, будто Химико поместила туда часть себя, смогла пробраться совсем глубоко, в самую суть, зацепить то, что Очако-чан так ревностно оберегала от всех, даже от нее. Она тихо смеется, доставая ключ от наручников, и игриво шепчет, расстегивая их:
— Очако-чан, тебе ведь понравилось?
Как только застежка щелкает, Тога быстро оказывается лицом вниз, с вывернутой назад рукой. Она даже не успевает заметить движение и сразу расслабляется, наслаждаясь тяжестью Очако-чан на своей спине. Краснеет, чувствуя, как кровь снова превращается в кипяток — такая Очако-чан нравится ей еще сильнее. Особенно когда наваливается сверху, сдавливает локтем ее шею и душит — зло, яростно, непривычно мстительно. Химико хрипло стонет, ощущая острую нехватку воздуха, в этот момент она любит ее так сильно, что готова умереть — прямо сейчас и здесь, лишь бы Очако-чан не останавливалась. Но она еще не закончила, можно сделать все еще лучше, и Тога с усилием шепчет:
— Под подушкой…
Очако-чан вздрагивает, выпускает ее и тянется рукой под подушку, цепляет пальцами и достает длинную черную коробочку. Химико поворачивает голову, тяжело дыша, и видит, как Очако-чан неуверенно переводит взгляд с Тоги на коробку и тихо зло выдыхает.
Ее руки сильно дрожат, когда она быстро снимает крышку, откладывая в сторону, не позволяя себе передумать, и Тога широко безумно усмехается, потягиваясь, как сытая кошка.
Вот теперь Очако-чан точно приняла все ее подарки.
Тога напевает себе под нос случайно услышанную мелодию и широко улыбается, пока идет по улице, звонко наступая ботинками в большие лужи. В них отражаются искаженные здания и неприветливо серое осеннее небо, но у нее вот уже почти месяц прекрасное настроение, и ничто не может его испортить, даже плохая погода.
Она заглядывает в витрины магазинов, приветливо машет продавцам и хмурым прохожим, наверняка считающим ее сумасшедшей, и идет дальше. Даже не самые приятные задания Томуры, где приходится кого-то выслеживать, долго и нудно сидеть в засаде, и нельзя никого убивать, больше не выводят ее из себя. Химико абсолютно счастлива, ей хочется делиться этим счастьем со всеми.
Она уже месяц наблюдает и точно знает, что Очако-чан больше не звонит Деку и даже не пишет. Не встречается с ним, не видится, а когда случайно сталкивается, то опускает глаза, скрывая незаметное отвращение, не позволяя себя коснуться. Выключает телевизор, стоит ему появиться на экране, и избегает общения — в геройском сообществе и на мероприятиях. Уходит от разговоров и упоминаний. На экране ее ноутбука больше нет новостей с ним, когда Тога заглядывает в гости.
Очако-чан неприятно и тяжело — и так и должно быть, ведь Химико так старалась, помещая в ее голову это неприятие, самым действенным способом вырезая его оттуда. Тога умеет орудовать не только ножом и очень довольна получившимся результатом — Очако-чан еще долго не сможет смотреть на Деку без содрогания, помня, как он ее изнасиловал. Хоть она и знает, что это была Химико.
Она мечтательно прикрывает глаза, вдыхая промозглый городской воздух, и бережно прижимает ладонь к животу — там, под слоями одежды, слева под ребрами, жаром отдается затянувшийся шрам. Он не очень большой, неровный, идущий крест накрест двумя длинными линиями. Всего лишь маленькая злая насечка, проба кисти на первом холсте, первые штрихи новичка. Крошечная метка принадлежности дрожащей рукой, испуганно мстительная, отчаянно яростная и неуверенная. У Химико мало шрамов, но этот, самый важный, она точно будет помнить.
Когда Очако-чан закончила, выплеснув гнев, ее окровавленные руки сильно тряслись, и она с ужасом зашвырнула нож куда-то под тумбочку. Кровь запачкала простыни, и Химико даже сама все убрала и обработалась, пока Очако-чан сидела в ванной, заперевшись там подальше от нее. И подальше от себя. Но начало положено, и Тога продолжает приходить к ней, а Очако-чан продолжает сдаваться, впуская ее в квартиру на окраине после третьего звонка.
И понемногу, крошечными шагами уступает ей себя.
Химико уверена, что она еще войдет во вкус. Не может не войти, ведь Очако-чан так сильно ее любит. Они так сильно друг друга любят, что их любовь крепче любых связей, крепче любых чувств, у которых есть название, крепче всего романтичного, что показывают в фильмах. Потому что они уже смешиваются, объединяются, постепенно превращаясь в нечто целое.
Тога улыбается.
Однажды Очако-чан не выдержит, и они обязательно нарисуют прекрасную картину. На самом лучшем в мире холсте.
Вместе.
@темы: AU/кроссовер, Fucking Fest '18, Команда Урараки, Текст
-
-
28.04.2018 в 23:51Спасибо, зацепило - надеюсь, что у девочек в этой истории и дальше всё будет хорошо, что они и дальше смогут отстаивать свой собственный выбор
Излом
Это действительно редкость - фемслэш с абьюзом, и уже за одно это вы заслуживаете аплодисментов. Много цепляющих моментов, выразительно и жестоко. Искреннее спасибо автору!
-
-
29.04.2018 в 00:02Это действительно редкость - фемслэш с абьюзом, и уже за одно это вы заслуживаете аплодисментов. Много цепляющих моментов, выразительно и жестоко. Искреннее спасибо автору!
Очень рад, что прочитали и понравилось, спасибо за отзыв!
-
-
29.04.2018 в 00:07Автор "Монохрома"
-
-
07.05.2018 в 19:45-
-
07.05.2018 в 20:09особенно за то, что рискнули и прочитали целиком
-
-
09.05.2018 в 19:10Прекрасно, черт возьми! Любимый сорт соулмейтов
Спасибо!
Излом
Не знаю, что говорить, потому что хочется кричать от того, как же это охуенно!!!
По-больноублюдски вздрочнула на все-все-все и особенно Тогу
Спасибо-спасибо-спасибо!
-
-
09.05.2018 в 20:44Автор "Монохрома"
-
-
09.05.2018 в 21:06люблю зацикленных психов
.Удивительно, что не сквикнуло, за это отдельное спасибо
Автор "Излома"